Борис Вельберг - Сосново

…она и хлам, и вонь ему простила… и эту всегдашнюю дешёвую мужскую понтяру… совсем неинтересно было то, что он говорил… словно клочки, вырванные посередине… да ещё весь этот гонор, который приходилось щадить… но за всеми его метаниями и суетой угадывала Оля что-то невидимое глазу… новое… нутряное… и ей хотелось дальше мотать клубок.

…ещё тогда, перед посадкой, несмотря на весь его лихой гитарный бой… горящее лицо, пристальные, сверлящие глаза… чувствовала она иногда странную отстранённость, нездешность свою… посторонним наплывом из ниоткуда шло… и всё то, что он делал, вдруг теряло смысл и меру… виделось бесконечным мельтешением… уже тогда она знала, что их дорожки врозь… ей потом даже смешно стало, что вышло, как в одной песне, где он в тюрьму, она к другому… ей нравилось, что как в песне… что Саня о ней со злостью и ненавистью думать будет, сознавая свою правоту, испытывая высокие страдания и презирая её нестойкое женское начало… ей спокойней было от того, что у него будет объяснение… потому что она сама объяснить ничего не могла… но теперь в Олины глаза смотрел человек, которого она не знала… который никакую верную любовь просто бы не понял… который сам уже никого не любил… она поняла этот взгляд и опустила под ним глаза.

– (Сашенька) : …ты видишь… уж все Бозьи просторы за окном весереют… мёркло на видь нашло… и кажной трудявой блошке куда-то замохаться и приютиться охота… заукромиться в щель от большой темени… вурдалачье время переждать… ночью-то думы совсем другие… которых не надо… которые страшно знать до конца… бежать от них хочется… куда глаза глядят… малолеткой несмышлёным… в тёплую, мягкую сисю уткнуться… или ухухолиться где под одеялом от кромешной тоски.

…вот сидишь ты возле… и на меня, ненаглядного, безотрывно глядишь… желанная моя голуба… розовая псыца моей кирзовой, проигранной в карты души… как ни ёрзали мы невпопад, а выпадает нам с тобой похеренная прошлая дружба… и замызганный чужими жидкостями масрац… чистенькая ты… и по наружному лику слаща́ одна от тебя идёт… завелени́ мать ехалды́ на тыщу… другой бы шейку на полный выверт крутанул, кода б узнал… ну, да об том опосля… а ныне хоть за у́халки подержаться… цуцы поцукать… пупырышки твои покусать… а то уж забыл, как они выглядят-то… по городу идти неможно стало… бубенцы малиновым звоном в шкарах звенят – народ озирается.

…когда он взял её, она не завелась… не успела… он кончил слишком быстро… вылез из кровати… за стол… сидел и пил сам с собой… молча… снова трахались… но теперь ей откровенно не хотелось… жал, мял и тискал её… иногда с такой силой, что страшно становилось… порвёт или сломает что-нибудь внутри… и тогда тёмной холодной волной в глубине поднимался страх… но потом посторонними прорывами находило безразличие.

…он вроде не почувствовал ничего… потому что внешне Оля делала всё как надо… но теперь меж ними что-то не ладилось… вдруг и посреди всех постельных сю́сей-му́сей забывалась она… бесцельно блуждая взглядом по недопитым стаканам на столе… грязным складкам клеёнки… блестящей дверной ручке… исцарапанным ножкам стула… кирпичам в просвете между печным железом… вспоминалось, как вчера завхоз бранился за оставленные в кладовке подносы из столовой… мелочёвка в голову лезла… уносило Олю так, словно и не было рядом Сашеньки… ничего не могла с этим поделать… временами становилось совсем как с теми старичками-гэбистами на лыжной базе.

– …а ты совсем другая теперь… жути в глазах больше нет… можа, заступники появились?

– …нет никого у меня… только устала я всего бояться.

– …тебя тут били, говорят… так ты скажи кто… я им в грызло вставлю.

– …я уж сама разобралась… больше не бьют.

– …говорила, навеки ждать будешь, помнишь?.. верно, всё так и делала… монашкой жила… малявы слала и ящики… только я их не получал… картузы не давали… ты же знаешь, они, суки, без башлей маляв не дают… а что про тебя тут плетут, так это всё – злостная чернуха… жухманят… известно, злые языки… и думала ты обо мне каждый Божий день… Олечка-Оля… потому что у нас с тобой незримые узы… были… но знаешь… не давай больше кругов… не води меня коридорами… мне ж обидно может стать…

Твои глаза зелёные,

Твои слова обманные

И речи эти звонные

Свели меня с ума.

– …я не слушала, что брешут… но я плохо жила.

– …а ещё говорят, что ты с собой кончала… это уж не по мне ли?

– …кончала б – так кончила бы.

…два года тому назад, напившись больше обычного на свадебной пьянке и трахнувшись на чердаке со случайным мужиком, она пришла домой и без особо сильных эмоций открыла газ и легла в кровать… соседи учуяли запах, дверь взломали… ни тогда, ни потом она не понимала, зачем это сделала… слухи пошли, что к жениху приревновала.

– (Сашенька) : …зачем же они про такое нехорошее?.. по пустому фонарят… черёмухи поразвесили.

– (Оля) : …люди же.

– (Сашенька) : …как ты их… понимаешь всех и любишь… тоже всех.

– (Оля) : …язык-то не подвяжешь… пусть плетут… да и ты сюда не спешил… с полгода где-то шлындал… лялю завёл?

– (Сашенька) : …как же я без вас?.. к холмикам могильным притащился… землицу в платок набрать… вышла моя тягомотинка… и мимо дома не пройти – печам и дверям поклон… как собака, животом занемогшая… на заветную полянку приполз – травку заговорённую найти… а места́-то уж все не те… зачем только ехал через всю Расею?.. как меня в Саратове ждали и остаться просили… плакали ночь напролёт… а я вот весь здесь… наперекор всем препонам… ты меня не боись… я тебя за старое дуплить не буду… вот только потрогаю.

…нарочито медленно потянулся пальцем к её щеке… Оля сперва было отпрянула… но потом послушно подалась навстречу… он водил пальцем по щеке, как ребёнок по стеклу… чуть не царапая… но Оля терпела… и опять новое, незнакомое прошло облаком по его лицу.

…гитару взял и бутылку рядом поставил… лицо кривил… тренькал долго и мурлыкал… начал было… захрипел… откашлялся… и снова начал:

– Все идёшь и идёшь, и сжигаешь мосты.

Правда где, а где ложь, слава где, а где стыд.

А Россия лежит в пыльных шрамах дорог.

А Россия дрожит от копыт и сапог.

…она видела, что у него все пальцы разбиты… по струнам не всегда попадает… раньше он берёг пальцы… даже в драках… и ногти всегда аккуратно подстригал.

– (Сашенька) : …а рыжая гаечка моя где?

– (Оля) : …потеряла.

– (Сашенька): …ну да… ты спала, а она ночью сама с пальца сползла.

– (Оля) : …это та ведьма нам накаркала… помнишь, которая на базаре?

– (Сашенька) : И над вечной памятью