Борис Вельберг - Сосново

…тут как-то сразу… посреди… из ничего и само собой сложилось у неё в голове, что там, в тюряге, он, конечно, трахал пидаров в зад точно так же, как её… но там, наверно, много чего ещё было… может, и его трахнули… и сейчас это буравит его подспудным матёрым сверлом, заусенцы выдавливая… душу темнит.

…такими из армии новички на побывку приходили… уже узнав некие жёсткие границы безбрежных жизненных просторов… и ещё что-то… вполне приземляющее про горние выси… уж очень сильно казалось Оле, что она права… так сильно, что никак не отогнать было эту мысль.

– …я пойду, – сказала вдруг… и поспешно стала собираться, – приду потом… когда скажешь… на гитаре-то будешь играть?

– …деревянные дела, – пробурчал он, – занять пришлось… гитару мою козырную… батяня по милости особой в холодный сарай поместил… на земляной пол… так, что раздет ото всех богатств… даже жить дома не позволено… ибо у нас с ним баланс не сходится… дескать, я отчину и дедину евоную пустил на разор… вот… у бабушки Ковалёвой мощусь… получердачно и по-сиротски… а уж она меня любит и кормит вне пределов… золотая душа… вот и временную крышу заимел невем откеле… окопался кое-как по провидению Божьему… когда возмечталось о колбаске затрёпанной душе… завидный женишок, а?.. впрочем, эта кемарка всего лишь до лета… внучок к бабушке едет.

…снова задумалась о том, что было с ним в тюрьме… она всё же знала его… и по-женски ощутила, что там, у него в душе, где раньше была привычная равномерная муть, наросла скрытая, слизью обёрнутая опухоль… со страшным гадом внутри… её передёрнуло от этого видения… и показалось, что он прямо-таки учуял эти её тайные мысли… не мог не учуять!.. и, отговариваясь чем-то, скомкав разговор, она сбежала просто-таки… кое-как одевшись и торопясь… преувеличенно и фальшиво на часы кивая… не хотелось ему врать… но знала, если он догадается о том, что она увидела, то не простит… а может, и убьёт.

– …на той неделе, в субботу к Голомазу приходи, – тихо сказал, когда она уже открывала дверь, – мои именины будут… да, смотри, не спутай, на той – а не на этой .

…………

…шла Оля по тропке в снегу… и всё казалось, что Сашенька смотрит ей вслед из окна… спину жгло от этого взгляда… даже обернулась один раз – но нет… шторками были задёрнуты окна… плечами зябко передёрнула.

…мальчик тот городской всё звонит… что, он не понял, что ли?.. сегодня приехать хотел… хотя она довольно твёрдо повторяла своё «не надо» … спать с ним сегодня я не могу… вся голова о другом хлопочет… да и после – как нам быть?.. ещё ездить повадиться… не понимает ни хера… зацукать его тут могут… и эти с больших дач тоже постоянно звонят… зачем им я?.. вся прислуга у них в сауне всегда готова – только свистни… студенточки вертлявые вечно приезжают… якобы на лыжах кататься… а у нас в санатории доктор этот привозной круги даёт… и лыбится масляно… кукла ты для них… игральная кукла.

…после недели непрерывных звонков Лёха всё же сговорился с Олей… в тот вечер летел он на вокзал, ног под собой не чуя… трепыхались фонари по сторонам на ветру… меж сугробов неслась под ним дорога невели какой витиеватой канителью… и финский холод обложной в горло ступором не шёл, нутряному жару уступая… так что Лёха ворот рубахи расстегнул… качало его по сугробам на ходу, словно на шалой кобыле с бодуна.

…такого ража… такого фижмана… такого упор-присева… такого подкожного тика и внутривенного дро́жа давно с ним не было… башка летела впереди растрёпанным факелом… полыхая и расплываясь на части… невесомое тело едва поспевало за ней вдогон… напрострел-навылет-наизнанку… молодые рваные облака с залива неслись… с крылатыми краями, высветленными невидимым затучным низким солнцем… и про себя он пел «Катюшу».

…ититьская хайда, кулибина мать, японский бог… как она пальчиками по яйцам водила!.. Лёха на месте стоять не мог, вспоминая… от пальцев, от всего её тела дух незримый шёл… радиоволны какие-то… она и дотронуться не успевала, а он уж вился под её рукой… чуял приближающуюся руку… заранее из нутра заходясь… ртом аварийный воздух ловя… себя подставляя… совсем не о том, чтоб трахать и трахать её, мечталось… в сторону то ушло… ему в руках её держать хотелось… и гладить, и гладить нескончаемо… и в этом было уже всё!.. от одного такого мечтания озноб по позвонкам шёл, в дрожь кидало… сасем увело дурь-башку с панталыку на мутёну пу́холь… не баба – самогон!

…но самое мучительное было то, что теперь ни наяву, ни в мыслях он не мог от неё отделаться… сцены с ней воображал… в башне кино крутил… как она ходит… фигура её в профиль… с рельефами… голову к нему поворачивает… руку подняла… с голой подмышкой… рот открывает… губы её… движутся… открытые… тут его ломать начинало… смотреть надо было куда-то в другую сторону… башкой дёргаться, чтоб эту видь сбить.

…в окно электрички, пригибаясь, зыркал на пролётные избы… километры и станции считал… Левашово – Белоостров – Солнечное… а следующая после Солнечного – это Сосново… (кто жил в Петербурге, тот знает, что Сосново завсегда было и будет после Солнечного).

…вывалился из электрички, как из вертолёта в десант… и понесло его, заведённого, зигзагами наперегонки меж усталых пешеходов… дорогу срезая… по окраинным малопроезжим тропкам… всё бурно мечталось на резвом ходу… виделось… несбыточной пеленой грядущее плыло… петушиные облака летели вслед сквозь облетелые деревья и ветки… ангельскими понёвами кружили ум… уводя взор в безбрежные дали… всё ещё только свершалось… и всё ещё могло быть!

…Глеб часто забегал в «Муху», там было полно знакомых и всегда находились мелкие делишки… но теперь невольно в голову лезло, что где-то здесь ходит та задумчивая девочка… Анна Гордон… которая всё же поцеловала его на прощанье… кое-как, но поцеловала.

…в тот день он нагрянул в «Муху» к завхозу юзаные подрамники востребовать… за которые Юркой уже давно было заплачено в плотном заклеенном конверте… прокопались в кладовке до конца занятий… в тесноте… вспотев и озверев промеж неподатливых пыльных древесин… гвоздём ногу ободрал… плюнул на руку с тыльной стороны (которая почище) и помыл царап… размазал и развозюкал кровюгу… туалетную бумажку причепил… штанину спустил… обратно полез рамы ворочать… выбрал наконец кое-что… суммарно эти заляпанные деревяхи оказались тяжеловаты на подъём… припрятали их под старыми коврами… и отложили физическую экспроприацию до приезда Коробкова-старшего на его «Волге».

…кровь из царапины уныло сочилась сквозь бумажку и пачкала штаны… залил царапину растворителем, затянул носовым платком… потный, с шальными глазами вылетел из «Мухи»… работный угар холодом гася… шёл и пах во все стороны… как настоящий трудявый донателло.