Илона Якимова - Белокурый. Король холмов

– Кроме того, что мы потешили тщеславие Злобного Уота, дядя, – сказал Белокурый, когда Бранксхольм-тауэр остался уже миль на пять-шесть позади, – какие выгоды мы, по-твоему, приобрели от этого визита?

– Трудно сказать, – хмыкнул Болтон. – Но заехать к нему стоило хоть бы затем, чтобы ты мог рассмотреть вблизи наглую рожу ближайшего соседа. Пока ты был занят, он мне еще битый час втолковывал, как превосходно знает дороги Вестморленда, как будто мне – мне! – надо это объяснять. Злобный Уот совершенно точно уверен, что ты готовишь рейд к сассенахам не позже начала осени, но, ввиду нашего фамильного коварства, не желаешь осведомить его заранее.

– Какого коварства?

– Фамильного. У нас есть такое. Я же разуверял его, сколько мог.

– Не больно-то он тебе поверил, как я погляжу – вон там сзади, его соглядатай, если я ничего не путаю, крадется по лощине…

– Крадется, конечно, но пройдет до границы земель Скоттов, к Тернбуллам уже не сунется.

Только в холмах Белокурому дышалось по-настоящему спокойно и мирно, несмотря на то, что именно в холмах с любой стороны можно было ждать нападения.

– Да только что-то цвета на нем не те…

– Цвета именно те самые, что и нужно – синие… это ведь Эллиот. Ох, и препоганый же они народец, скажу я тебе. Гонору раза в два больше, чем у самого Скотта, ума меньше – стало быть, хлопот прибавится вчетверо.

Однако, вопреки мрачным предсказаниям Болтона, до дома они добрались без приключений, со всей арендной платой, в целости и сохранности. Соглядатай бесследно исчез – и в самом деле, лишь только они повернули на юго-восток.

А граф Босуэлл вернулся к себе в Хермитейдж, ссыпал деньги в казну под надзор Джибберта Ноблса и сделал то, чего от него меньше всего ожидали в Долине – принялся жить самой обычной жизнью лорда-землевладельца. Распускаемые Грешником Уотом, упорно ходили слухи, что молодой лэрд – парень не промах, и вот-вот отправится пощекотать сассенахов. Патрик и в самом деле усердно практиковался – в схватке против Болтона, или Бинстона, или Оливера Бернса – в обращении с типично приграничными видами оружия, такими, как джеддарт и лейтская секира. За несколько дней он освоил короткий арбалет, называемый здесь «щеколдой», и хотя проигрывал Бернсу в меткости, но со временем обещал стать недурным стрелком. И ежедневно стоял против дяди с палашом, скучая в глубине души по таким же часам, проведенным с куда более остроумным в бою Брихином. Потворствуя любопытству, он научился играть в ба – в первой же игре графу, не стесняясь его титулов, в самом деле недурно разбили лицо, однако Босуэлл быстро втянулся, и проявил себя игроком резвым, хитрым и весьма жестким. После того, как Патрик сам троим сломал ногу, двум выдернул руку из плеча и особо бойкому нападающему противной команды проломил голову, в своре Хермитейджа на молодого лэрда начали поглядывать со вниманием. И больше старались при игре понапрасну Лиддесдейла не задирать. И только дядя, один из всех более-менее разглядевший природу юного родственника, понимал, что за всеми этими играми и непритязательными забавами в белокурой голове происходит какая-то работа, что душа нового лэрда полна сомнений, что сердце его в смятении и не знает верного пути. И матерый боец Болтон в те дни весьма часто поминал их с племянником общего небесного покровителя, убежденный, что только вмешательство свыше не даст парню наломать дров, ибо что толку сопротивляться предназначению? Унизившись даже спросить совета у младшего, Болтон выслал голубя к Брихину на север, но получил предсказуемый ответ. «Оставь все как есть» , – писал железный Джон, – «оставь его в покое» . И далее слово в слово цитировал приятеля своей юности Уота Вне-Закона: «Кровь – не водица, себя покажет» . И в один из дней святой Патрик ответил молитвам Болтона самым приемлемым для Приграничья, хотя и негуманным для святого образом.

Лето клонилось к исходу, граф Босуэлл на второй неделе августа возвращался из Карлаверлока, от матери, сопровождаемый тремя десятками из сотни Бернса и Джоном Бинстоном в арьергарде; ему недавно сравнялось семнадцать, он был в отличном расположении духа, и меньше, чем через десять миль, его должен был встретить лорд Болтон. День стоял лениво-мирный и расслабляюще-теплый, как оно бывает в лучшую пору жатвы в Мидлотиане, в поле пересвистывались овсянки, и колос золотился до горизонта. И вот среди этого летнего великолепия, разрывая общую картину покоя и безмятежности, в точке, соединяющей небо и землю, показался всадник – черный, ибо цвета платья не рассмотреть вдали. Он мчался напрямик к Хепбернам, не таясь, и не беспокоясь, как примут, стало быть, свой, и, следя за ним, граф нутром почуял – дело дрянь. И не ошибся. Старший сын МакГиллана, молочный брат Белокурого, тоже Патрик – задыхающийся, взмокший от пота, чумазый от пыли, с горящими на грязном лице светлыми глазами, выплюнул одно только слово, прежде, чем перевел дух:

– Сассенахи!

Через Кершоп Берн со стороны Бьюкасла в Шотландию вошел отряд англичан примерно в три десятка клинков, по всей видимости, Тейлоры, с намерениями более, чем однозначными – под удар попали две фермы Робсонов на южном берегу Лиддела, одна была сожжена полностью, пятеро убито, весь скот уведен, вторая – разграблена до чистых стен, семья старого Роба Робсона успела бежать, в чем спали, ранним утром… Кроме того, сассенахов пропустили Армстронги со Спорных земель, и высока вероятность, что лорду-хранителю Средней Марки и Долины придется иметь дело и с ними тоже. Не меняясь в лице, молодой граф Босуэлл выслушивал новости, каждая подробность которых погружала его в трясину многовековой вражды и кровной мести, неумолимо приближая к собственной судьбе.

Патрик Болтон встретил своего графа раньше, чем договаривались, во главе полусотни рейдеров в полном облачении для драки – стальные боннеты, джеки, «щеколды», короткоствольные пистоли у самых метких. На древках джеддартов метались под ветром узкие ленты вымпелов с белой лошадью. Вопрос немедленного возмездия со стороны Хранителя Марки сам по себе не обсуждался – вопрос был в том, кто поведет карательную партию. Болтон издалека заметил, насколько мрачен племянник, и потому, подъехав ближе, после полного отчета о событиях, сказал, понизив голос:

– Вообще, тебе с нами не обязательно, если не хочешь мараться… погибло с десяток наших, люди злы, и хотят крови.

Босуэлл кивнул, потом отвечал:

– Давай-ка мне галлоуэя какого повыше… – и спешился, бросив поводья Раннего Снега в руки удивленного Пэдди МакГиллана.

Ему подвели гнедую лошадку, мохноногую, шуструю, словно крыса, выносливую, как вол.

– След еще теплый – спустим ищеек, можем успеть.