Кира Грозная - Кудряшка

Сидя за стенкой от них, я нередко слышала, как соседи ругались. Тщедушный Куманец разговаривал басом, произнося фразы степенно и выдержанно, а огромный Скорохват вторил визгливым бабьим голосом и так частил, что слов не разберёшь. Впрочем, я и не вслушивалась.

Однажды Гришка зашёл ко мне поиграть в Doom на стареньком компьютере. Мой сосед, Стасик из Барнаула, отсутствовал. Мы резались в компьютерную игру, по стеклу шаркал дождь, в магнитоле пел Джо Дассен. Мне было тепло и уютно с Гришкой. А потом расшумелись соседи, причём Скорохват верещал так пронзительно, что раздражение достигло верхней планки.

– Заткнулся бы ты, хряк, – пожелал Гришка стене, отделявшей нас от соседей. – А то Куманца плохо слышно.

– Скорохват, заткни свой рот, – подхватила я. – Куманец – наоборот!

– Здорово! – похвалил меня Гришка. И, открыв в «Лексиконе» новый файл, набрал моё двустишье. – Ещё давай!

– Куманец – молодец, – выдала я без паузы. – Скорохват – дегенерат.

– Ну, ты талантище! – поразился Гришка. – А ещё будут?

Тут-то меня и прорвало:

– На Лёху Скорохвата нельзя смотреть без мата! А Саня Куманец – талантливый подлец!

Гришка только успевал печатать.

И всё в таком ключе.

– Отлично, – сказал Гришка, доставая из принтера распечатанный листок. – Возьму на память!

Потом попили чаю, ещё раз сыграли в Doom.

– Кстати, рабочий день закончился, – порадовал меня Гришка.

Мы вышли из кабинета. Пока я возилась с ключом, Гришка элегантно просунул «плод совместного творчества» под дверь соседям!

– А теперь бежим, – подтолкнул он меня.

Я даже испугаться не успела. Ну, Гришка! Мы буквально скатились по лестнице и впрыгнули в отходящий троллейбус. Гришка был горд и весел, как школьник, подпиливший ножку учительского стула.

На следующее утро, отперев дверь своего кабинета, я нашла на полу записку с текстом:

Я мгновенно заперлась изнутри – и вовремя: кто-то уже дёргал дверную ручку! А по улице, направляясь к нашей проходной, неспешно шёл мой рыжий друг. Увидев в окне меня с перекошенной от испуга физиономией (я посылала отчаянные сигналы, для убедительности даже провела по горлу ребром ладони), Гришка улыбнулся, помахал рукой и заторопился. Вскоре из-за стенки донеслись ропот, бубнёж, пререкания, потом из этого многоголосия выделился весёлый Гришкин голос – и вдруг они все вместе захохотали! Мне сразу стало спокойно и так хорошо на душе…

Начинался неожиданно тёплый октябрьский день. И вся жизнь была впереди!

Конечно, я делилась с Алексеем всем, что происходило на службе. Он сочувствовал моим неприятностям и радовался маленьким успехам. Правда, дружба невесты с каким-то Гришкой, казалось, слегка его напрягала.

– Давай я вас познакомлю, – предлагала я. – Гришка, знаешь, какой классный. Он тебе о Чечне расскажет.

Лёшка угрюмо отмалчивался.

Однажды он зашёл за мной в управление. Посидел в моём кабинете, поздоровался за руку с вошедшим начальником. Сурово покосился на заглянувшего и тут же слинявшего Гришку.

– Ну, как тебе мой жених? – нетерпеливо расспрашивала я Гришку на следующий день.

– Он мне не понравился, – спокойно ответствовал Гришка.

– Почему это? – возмутилась я.

– Потому что в каждой паре один любит, а другой – позволяет себя любить. Я думал, что ты, как умная девочка, позволяешь себя любить. Но ошибался.

– У нас с Лёшкой всё на равных! – запальчиво воскликнула я.

Гришка невозмутимо пожал плечами:

– Так не бывает. Поверь человеку, который прожил жизнь. Твой парень – красавчик. На таких, как он, девки виснут. Ты же, Вик, извини, – милая простушка. Ваш брак быстро рухнет, и тогда не говори, что я тебя не предупреждал.

Я рассердилась на Гришку за эти слова и потом ещё два дня дулась.

Впоследствии оказалось, что Гришка был неправ. Время всё расставило по своим местам. И Алексей теперь – не такой уж красавчик, и я – давно не «милая» и не «простушка». Что же касается нашего брака, то он существует до сих пор.

Утром, подбегая к управлению с опозданием на пятнадцать минут, я наткнулась на Гришку, вылетающего из дверей. Он торопливо махнул мне рукой и сел в служебную машину с водителем и мигалкой. Проводив его взглядом, я поспешила на своё рабочее место.

– У Гришки отец умер, – сообщил мне Стасик из Барнаула.

– Как умер? Когда?

– Сегодня ночью. Жена позвонила в дежурку, просила ему передать. Он дома не ночевал, типа дежурил, – Стасик из Барнаула засмеялся, но тут же, спохватившись, состроил серьёзное лицо.

Я сочувствовала другу. В течение следующих дней безуспешно пыталась дозвониться ему домой. Наконец Гришка появился в управлении – с виду такой же, как всегда.

– Гриша, прими мои соболезнования, – залепетала я, поглаживая рукав его пиджака.

– Короче, сваливать надо отсюда, – перебил Гришка. – Пошли пожрём.

– Но… десять утра всего, – растерялась я.

– Ой, если так нравится работать – после обеда вернёшься.

И мы сбежали с работы. Пили коньяк и ели бараньи рёбрышки в кафе «Три медведя» на «Чернышевской». О Гришкиной утрате, словно по безмолвному уговору, не упоминали. Чувствовалось, что ему тяжело и он отвлекается, как может.

– У меня есть «Ротманс», кури, – предложил Гришка, выкладывая на стол пачку дорогих сигарет.

Обычно он курил «жуй-плюй», то есть папиросы «Прима» без фильтра. Горе подтолкнуло его к мотовству.

– Представляешь, я бросила! – похвасталась я.

– Никому этого не говори, – посоветовал Гришка. – А то над тобой будут смеяться.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что ты не бросишь.

– С чего это ты взял?

– Нельзя бросать курить, дурочка. В нашей жизни слишком мало удовольствий. Точнее, их всего-то четыре: секс, курение, пьянство и наркотики. Наркотики нам нельзя, так как мы, ёжки-матрёшки, стражи закона и порядка. Остаются три позиции. Усекла?

– Да, действительно, – задумалась я. – Хотя у меня есть и другие удовольствия. Я люблю купаться и загорать. Люблю стихи…

Гришка поднял глаза к потолку, размышляя. Потом кивнул:

– Ты права. Я спутал удовольствия со страстями. Но тогда ещё не забудь вкусную жратву и интересные фильмы. Ладно, давай курить.

Я вздохнула. Послушно взяла из пачки сигарету. Гришка щёлкнул зажигалкой. Коньяк уже освоился в организме, и теперь хотелось поговорить о чем-нибудь… душещипательном. Хотелось такой беседы, которую мой Лёшка не умел поддержать ни пьяным, ни трезвым.