Роман Гаруда - Последнее сражение Рамиреса

Редкие машины, попадавшиеся мне на пути, становились невольными помощниками моих преследователей. Трасса на этом участке имела всего две полосы и, обгоняя их, мне часто приходилось выезжать на встречную. Это было очень рискованно, несколько раз я успевал завершить маневр лишь перед самым носом встречного автомобиля. Их водители протестовали против такого безрассудства истошным гудением клаксонов. Но откуда они могли знать, что в моем положении, гораздо худшим было – этого не делать? За мной гнались убийцы и, вспоминая лицо Гарри, я понимал: если они, поймав меня, просто пристрелят – такой конец окажется не самым плохим.

Вдруг, засыпав салон маленькими блестящими кубиками, с громким хлопком разлетелось заднее стекло моей машины. Я не мог поверить собственным глазам, когда увидел в отражении зеркала, высунувшегося по-пояс из люка в крыше джипа телохранителя Линг Фата, который целился в меня из автомата Калашникова. Темный, на фоне лучей восходящего солнца, силуэт его громоздкой фигуры напоминал грудную мишень на стрельбище. Но существенная разница состояла в том, что эта мишень целилась в меня, а не наоборот.

Это оказалось полной неожиданностью для меня. Я не мог даже предположить, что китайцы способны на подобную наглость и начнут стрельбу там, где было полно свидетелей – посреди федеральной трассы. Из своего опыта я знал, что люди их «профессии» предпочитают решать свои дела скрытно, то есть не привлекая к себе внимания. Видимо, я недооценил степень их желания разделаться со мной и, конечно же, абсолютную уверенность в собственной безнаказанности. Очевидно, таким образом они хотели заставить меня прекратить гонку и сдаться. Но это возымело совсем иное действие с моей стороны, ведь я твердо решил – не даваться им в руки живым, поэтому, сжав руль с такой силой, что фаланги моих пальцев побелели, я глубже утопил педаль газа в пол

В следующую секунду сотней стеклянных брызг, перед моим лицом разлетелось лобовое стекло, и только благодаря чуду мне не выбило глаза. Но мое положение от этого оказывалось немногим легче, поскольку я все равно ничего не мог видеть перед собой. Прохладный утренний воздух с силой и восторгом водопада ворвался в салон машины и, словно прессом прижал меня к спинке кресла. Преодолевая его сопротивление, я поднял руку и ощупал солнцезащитный козырек. Удача! Интуиция вновь не подвела меня – там, как я и ожидал, находились солнцезащитные очки, – один из самых часто используемых атрибутов таксиста. Но, когда они оказались на моем лице, видимость меня не сильно удовлетворяла, ведь утро только наступало, а очки были все же «солнцезащитные», но теперь я мог вести машину, и это значит: шанс на спасение все еще оставался.

Я вложил «старушку» в крутой поворот, мне показалось, что она вот-вот развалится на части. Словно пораженные артрозом, ее механические суставы скрипели жалобно и обреченно. Она накренилась на левый бок настолько, что я без усилия смог бы коснуться покрытия трассы. Но все обошлось благополучно и через несколько метров мы влетели в темное жерло тоннеля.

Там мне пришлось немного сбавить скорость, но все равно она оставалась довольно высокой – сто километров в час. Практическое самоубийство. Но китайцы находились в каких-то десяти-пятнадцати метрах позади меня, и более верным самоубийством являлось бы решение сбросить ее ниже.

Перед тоннелем здоровяк спрятался в салоне джипа, но китайцы приблизились ко мне настолько, что когда тот закончится, ему будет несложно расстрелять меня почти в упор. Необходимо было найти возможность оторваться от них, и когда передо мной возник «хвост» едва плетущегося лесовоза, я чуть не зарыдал от досады. Идти на обгон в тоннеле – смертельный номер. Но разве у меня имелся выбор? И я вывел машину на встречную полосу.

Вначале все шло довольно неплохо. Встречный путь оказался свободным, но лесовоз был с прицепом, и мне показалось, что он длинной не меньше километра. Когда же я сравнялся с его тягачом, водитель, глядя на меня круглыми от ужаса глазами, красноречиво покрутил пальцем у затронутого сединою виска.

И в тот же миг боковым зрением я уловил что-то огромное, что приближалось ко мне, словно неумолимый страшный рок. Им оказался исполинский красный газовоз, выскочивший в нескольких десятках метров предо мною, точно демон из преисподней. Мысль, что это конец, вплыла в мое сознание спокойно, будто я смотрел за происходящим со стороны. Инстинкт самосохранения все еще управлял моим телом, но разум, словно неожиданно для себя став зрителем фильма в стиле артхаус, наблюдал за этим представлением со скучающим безразличием.

Никелированная решетка тягача, везущего цистерну с морем сжиженного пропана, отражая свет желтых проблесковых маячков, приближалась ко мне, словно прыжками. От сумасшедшего мелькания лучей в тоннеле стало светло, как солнечным днем. Но, возможно, это мой перегруженный разум в последние мгновения жизни решил вдруг сыграть со мной в странную игру. Газовоз вострубил, подобно архангелу Михаилу в преддверии апокалипсиса, и этот разрывающий ушные перепонки звук отразился от бетонных стен тоннеля тысячекратным эхом.

Красный монстр уже находился в нескольких метрах передо мной, когда что-то невыразимое, вдруг завладев моим телом, вытолкнуло его из машины на асфальт. Голова столкнулась с чем-то очень твердым. Перед глазами вспыхнул ослепляющий свет фиолетового солнца и меня поглотило темное ничто.

Когда мое сознание выплыло из черной дыры, первое, что я почувствовал – боль. Она была такой силы, что вначале мне показалось, будто моя голова стала похожа на вареное яйцо, которое достали из заднего кармана джинсов. Следующим красноречивым признаком моего возвращения к жизни был сильный приступ тошноты.

Меня вырвало чем-то отвратительно кислым, и я открыл глаза. Сквозь фиолетовую полутьму, предо мной проступила стена тоннеля, у основания которой, широко раскинув руки, я лежал на животе.

Мне было очень больно, а это означало лишь одно – я все еще жив. Но, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из того, что произошло после моего прыжка из машины, память давала сбой, проецируя у меня перед глазами нечто похожее на «Чёрный квадрат» Малевича.

Однако лицо президента Франклина отразилось в ней отчетливо. Его хитрая ухмылка манила, словно далекая мечта, и я заставил себя пошевелиться. Обнаружив, что все конечности моего тела работают безотказно, я отважился на попытку отжаться от пола. Голова откликнулась на это резким приступом мучения и, застонав, я распластался на земле.

Как странно, я не услышал звука собственного голоса! Я удивился этому, сквозь чувство мучительного жжения, похожее на мерцающий, но постепенно затухающий уголек. Оно уменьшалась медленно, пульсируя где-то в районе правого виска, и, как только стало размером с десятикопеечную монету, я осторожно перевернулся на спину. Боль откликнулась на это кратковременной вспышкой и тут же стихла вновь. Ободренный этим, преодолевая сильную слабость в спине, я попробовал сесть. Когда же это у меня получилось, то я обрадовался даже такому пустяку, как возможности сидеть, и, несмотря на головокружение, ощутил небольшой прилив энтузиазма.