Анатолий Можаров - Есть зло, которое видел я под солнцем

– Карие. Но, судя по меркантильным модуляциям твоего голоса, цвет моих глаз – это только предлог… – Стэн оторвал взгляд от монитора и так заинтересованно посмотрел на телефонный аппарат, словно это был не старый, неуклюжий эбонитовый монстр черного цвета, а миловидная девушка, в нечаянном наклоне обнажившая грудь немного больше допустимого вырезом.

– С тобой неинтересно разговаривать. Ты сразу обо всем догадываешься.

– Подожди, я сейчас угадаю, о чем пойдет речь дальше.

– Попробуй, дедукт ты мой.

– Зная твою щепетильность в вопросе о деньгах, я вынужден их исключить. Заодно и мои связи исключаю, поскольку у тебя связей намного больше, чем у меня, да и мои знакомства не того профиля, который тебя мог бы заинтересовать. Остается… моя машина.

– А вот и не угадал! Мне нужен ты…

– О, Боги! Иль прозевал я тот момент, когда два полюса земных местами поменялись?

– …ты вместе с твоей машиной.

– Вам слава, завсегдатаи Олимпа! Конец света откладывается! И что же мы будем делать в моей машине?

– ЭТО самое…

– Звучит заманчиво! – Стэн нарочито громко сглотнул. – Но с чего вдруг такая фантазия, почему в машине?

– А на чем мы еще сможем добраться до Раменского?

– Солнце мое, если я задам глупый вопрос, ответь мне саркастическим хохотом: почему для ЭТОГО нужно добираться до Раменского?

– Потому что там дача одной нашей читательницы, вырвавшейся, судя по всему, ненадолго из «Канатчиковой дачи». Она позвонила в редакцию, и попросила, чтобы именно я, как лучший журналист всех времен и народов, приехала к ней и убедилась, что у нее на даче барабашки с чебурашками в пятнашки играют на чердаке, а НЛО черпают энергию в «туалете типа сортир». Стэнчик, я только что вернулась из Барнаула, куда сама напросилась. Снежный человек, которого там застрелили и заморозили охотники, оказался орангутангом, сбежавшим из гастролирующего зооцирка. Наш Астралопитек был просто в бешенстве. Вместо сенсации пришлось писать идиотскую статью, наполненную недомолвками и сомнениями: а вдруг это все-таки нэ облизьяна…

– Сочувствую.

– И еще, – Лиза решила, что пора поднимать ставки, – Астралопитек сегодня рассказал анекдот. Грязный такой бомж подсел в парке на скамью к симпатичной девчушке, посмотрел на нее и предложил ей надкусанное яблоко с прилипшими к нему собачьими волосами. Она с отвращением отпрянула, а он такой с обидой говорит: «Я так понимаю, что о сексе не может даже речи идти?»

Стэн усмехнулся.

– Все, кроме меня, заржали, а он смотрел как раз на меня. Этаким сентябрем. И вдруг говорит: «Шеф дает вам, Лиза, шанс реабилитироваться». Стэнчик, поехали, ты меня туда свозишь? А уже пот-о-о-о-ом…

– Лиз, – нарочито жестко отчеканил Стэн. – У меня есть одно условие. Ты не впутываешь меня…

– …ни в какую историю! Стэн, ну, какая история?! Съездим на дачу к чокнутой тетке, и все!

– В прошлый раз ты говорила практически то же самое…

– Значит, завтра сутра ты за мной заедешь! Ну, пока, целую тебя в курносый кончик…

– Кончик чего?

– Пока что носика.

Пока Лиза говорила со Стэном, она успела выбраться из ванной, накинуть махровый халатик, вытереть полотенцем голову, сесть за стол в гостиной, отхлебнуть горячего кофе из маленькой чашки и в завершение всего вычеркнуть фломастером три мужских имени в блокнотике – Матвей, Василий и Кирилл. Невычеркнутым осталось четвертое в списке из четырех имен – Стэн.

Свет утреннего солнца, пробившегося сквозь молодую листву яблоневых деревьев и занавески из тонкого синтетического тюля, холодно очертил скульптурно выразительное лицо Никиты. Он еще тяжело дышал, и появившаяся минуту назад испарина над верхней губой пока не сошла. Форма рта многое может сказать о его владельце сведущему человеку. Но о том, что в уголках губ Никиты скрываются признаки самых разнообразных пороков, понял бы даже несведущий. Мила Львовна, опершись на локоть, с приятным чувством владелицы породистого жеребца, смотрела, улыбаясь на Никиту, и ей было совершенно невдомек, о чем он думает теперь, сразу после секса, и что просчитывает в уме, задумчиво глядя в потолок.

– Пора, – наконец проронила она нехотя. – А то скоро приедут эти… из газеты. И муж звонил…

Упоминание о муже сразу вернуло Никиту к действительности.

– Милуша, ты обжигаешь мне сердце, когда вспоминаешь в такой момент о нем. Пропади он пропадом! Я не хочу делить тебя с ним!

– И что же нам делать? – равнодушно проговорила Мила, не меняя выражения красивого, но, увы, стареющего лица. – Я не хочу разрушать то, что создавала с таким трудом. Квартирный вопрос, дележ моего бизнеса… Нет, не хочу даже думать об этом.

Никита сбросил с себя тонкое одеяло, легко приподнялся и сел, повернувшись к Миле спиной.

– Иногда мне кажется, что я готов его убить! – совершенно искренне произнес Никита, немного переиграв только в интонации.

На самом деле даже хорошо знавшему его человеку было бы непросто понять, что от Никиты можно ждать – только подлости и хитрости, или же способности пойти на преступление ради денег, на убийство. Мила Львовна тоже не знала этого наверняка.

– Не говори глупостей, – словно ребенку, то ли отговаривая его, то ли подначивая, наставительно выговорила Мила Львовна. – Во-первых, он брат твоей матери, твой близкий родственник, дядя.

– А, во-вторых?

– Во-вторых, нам и так хорошо. Вадим ни о чем не догадывается…

При последних словах Никита резко повернулся, бросив на Милу полный вызова взгляд, но увидел, что она уже стоит в пеньюаре у зеркала и не видит этого всплеска эмоций. Никита, отвел глаза, вспомнил о своих проблемах и, заметив, что ремень на джинсах все еще не застегнут, аккуратно подтянул им начавший округляться животик.

– Милуша, я хотел тебя попросить… Мне нужно где-то срочно занять немного денег… тысяч двести и…

– Я купила тебе подарок, – Мила Львовна произнесла это так, словно и не слышала слов любовника. Разглядывая себя в зеркало трюмо, она легко решила важный вопрос – нанести макияж не сейчас, а немного попозже. После чего достала из стоявшей перед зеркалом шкатулки ключ, открыла им верхний шкаф трюмо и достала из него бархатную коробочку. Никита, скосив глаза, заглянул в открытый шкафчик и заметил пачку пятитысячных купюр толщиной в палец. «Тысяч пятьсот», – прикинул он.

Когда Мила обернулась к Никите, он уже с улыбкой, очень удающейся ему наивной улыбкой, смотрел в глаза своей Милы. Поступью королевы она подошла к нему, обвила руками шею и страстно поцеловала любовника в мягкие, полные губы. Бархатная коробочка оказалась у самых глаз Никиты, он взял ее, с любопытством открыл и с удивлением увидел дорогую зажигалку.

– Милуша, это же Каран дэ Аш! Она же стоит не меньше полусотни тысяч!