Анатолий Можаров - Есть зло, которое видел я под солнцем

– Никита! А что ты не звонишь? Я в столице.

– Милуша… Ты знаешь… Я не в Москве, – как-то неуверенно пророкотал в трубке голос Никиты. – Мне пришлось срочно уехать. По делам.

– По каким еще делам?! Какие у тебя могут быть дела? Ты опять во что-то вляпался?

– Ни во что я не вляпался! Я потом тебе все объясню. Не могу говорить.

В автомобиле, припаркованном у зеленого забора из профнастила, сидели четверо. Сидевший на переднем пассажирском сиденье Никита с досадой отключил телефон и сунул в карман куртки. Из разбитой, распухшей губы сочилась кровь, и Никита слизывал ее время от времени, не решаясь повернуться к тем троим, которые молчали и осторожно посматривали по сторонам.

– Ну… я пошел, – произнес Никита так, словно спрашивал разрешения.

Не поворачивая головы, водитель машины, который явно был за старшего в этой компании, презрительно процедил сквозь зубы:

– Да иди уже, козел.

Никита вышел из машины и вдоль забора пошел к перекрестку. Задержавшись на секунду у края забора, он нервно потер вспотевшей ладонью о ладонь, потом ударил в ладонь кулаком и шагнул на дорогу, отделявшую его от дачи Вахмистровых.

С букетом любимых Лизой белых гиацинтов Стэн в легком бежевом костюме быстро поднялся к лифту, перепрыгивая через две ступеньки небольшой лестницы первого этажа, усыпанной выпавшими из почтовых ящиков рекламными проспектами, словно осенними листьями. Пока лифт шумно спускался откуда-то сверху, Стэн успел узнать о том, что Кострян, Шпотя, Стилус и еще несколько пацанов плюс Нелли равняется «love», и что сам он, Стэн, лох, поскольку прочел надпись черным фломастером на бирюзовой стенке: «Кто это прочел, тот лох». Успев заметить матерный эпитет, относящийся к Нелли и выцарапанный, судя по всему, ее ненавистником-анонимом, Стэн шагнул в раскрывшиеся с неохотой дверки темного после солнечной улицы передвижного «гробика», заносчиво именуемого в нашем отечестве кабиной лифта. Наощупь найдя какую-то кнопку и надавив на нее, Стэн задрожал вместе с гробиком и почувствовал, что его поволокло вверх. На седьмом этаже, хорошенько подумав после остановки, лифт решился-таки распахнуть со скрежетом двери, и уже привыкший к темноте Стэн нажал кнопку с сожженной, как и прочие, цифрой, которая, по его расчетам, должна была соответствовать десятому этажу. Спустя полминуты, в течение которых Стэн непрерывно сожалел, что не прошел оставшиеся три этажа пешком, дверки, в очередной раз помедлив, решительно разошлись в стороны. Выходя на площадку, Стэн мысленно возблагодарил «лифтового» за то, что гробик так нигде и не застрял.

Дверь в квартиру Лизы оказалась приоткрытой, и Стэн тихо толкнул ее плечом. Она легко подалась, и глазам Стэна предстала прихожая, залитая вечереющим солнцем, свет которого проникал через открытую дверь гостиной. В прихожей пахло духами, и было тихо. Вообще Стэну очень нравилась квартира Лизы за лаконичный, практически лишенный деталей интерьер. Минималистика – когда декором квартиры является практически полное отсутствие всякого декора – это было у Лизы в крови. Стэну нравилось бывать у нее дома, он чувствовал себя в аскетичных, маленьких, с мебелью из многослойной фанеры, но в то же время просторных комнатах легко и свободно. Однако для своей мастерской, где, собственно, Стэн и жил, он никогда не выбрал бы подобный стиль. Он просто не мыслил повседневной жизни без полок, полочек и стеллажей, заполненных книгами и безделушками, мелкой пластикой, посудой, гипсами, папками с рисунками, деревянными шкатулками, коробками с нужными и ненужными мелочами. По-настоящему комфортно он ощущал себя только в своем довольно неряшливом, пыльном, но хорошо им изученном мире.

«Мертвая тишина, – подумал Стэн. – Наверное, она в ванной, и когда она выйдет…».

Тут Стэн заметил в углу двери в гостиную что-то, что не должно было бы там быть или не должно было находиться в таком положении, и от недоброго предчувствия у него засосало под ложечкой. Стэн понимал, что ничего ужасного произойти не могло – просто не с чего. И при этом какой-то неведомый импульс подсознания сжал мозг: ты же был готов к ЭТОМУ.

То, «чего не может быть», оказалось носком тапочки, который виднелся из двери так, как он не мог бы виднеться, если только не был надет на ногу лежащего в гостиной человека. Продолжая движение, Стэн, словно со стороны видел себя, заглядывающего в гостиную все дальше и видящего уже не только тапочку, но и женскую ногу, на которой эта тапочка держалась.

В распахнутом на обнаженной груди халате Лиза с закрытыми глазами лежала на спине так, словно ей внезапно стало плохо, и она сползла на пол, придерживаясь за дверь. Поверх разбросанных по комнате листов бумаги валялся опрокинутый пластиковый стеллажик из-под DVD-дисков.

Положив на пол цветы, Стэн сглотнул вдруг пересохшим горлом и приблизился к Лизе. Он уже хотел протянуть руку к пульсу девушки, как вдруг увидел бьющуюся под нежной кожей голубенькую жилку.

«Жива! Скорее. Где нашатырь? Что произошло? Сердце? – мысли вихрем проносились в голове. – Нужно позвонить в «скорую».

Что-то не вязалось, не складывалось в голове, пока Стэн доставал из второго сверху ящика кухонного стола, где лежали лекарства и бинты, нашатырный спирт. И когда он уже протянул к носу сморщившейся от резкого запаха Лизы смоченную нашатырем ватку, Стэн понял, что не складывалось: «Почему разбросаны бумаги? На Лизу напали! Кто? Зачем?».

Долго теряться в догадках Стэну не дала Лиза. Она быстро пришла в себя, сморщилась теперь уже от боли, раскалывавшей голову на части, и прошептала:

– Он удрал?

– Кто?

– Ну… этот гад…

Стэн поднял Лизу на руки и положил на тахту. Распахнутый халат, такая знакомая в других обстоятельствах тахта вдруг вызвали у Стэна совсем не к месту теплую волну влечения, которая, не успев сформироваться, обернулась трогательной до слез нежностью к этой хрупкой девочке с голубой пульсирующей жилкой под такой беззащитной, такой ранимой кожей.

– Сейчас, потерпи, я принесу таблетку, – сказал Стэн, бережно укладывая на подушку голову Лизы.

Когда он вернулся из кухни со стаканом кипяченой воды в руке, где билась о стекло и пузырилась большая таблетка анальгетика, Лиза лежала на спине, запахнув халат и положив ладонь на лоб.

– Шишка будет! Дотронуться больно…

– Сейчас я позвоню в полицию и в «скорую», нужно показаться врачу…

Морщась, Лиза приподнялась на локте, выпила лекарство и снова легла.

– Не нужно никакой полиции. И так понятно, кто это сделал. И я хочу отомстить этому гаду, а полиция только помешает.

– Лиз, ты собираешься заняться бандитизмом? Послушай, Лиз…

– А то, что у меня легкое сотрясение мозга, это я и без врача знаю…