Анатолий Можаров - Есть зло, которое видел я под солнцем

– Милый, я готова дарить тебе дорогие подарки, но не хочу платить за секс деньгами, как в публичном доме.

– Милуша, я же прошу взаймы. Я обязательно отдам… потом.

– Мы уже проходили это «потом».

Утренняя Рязанка сразу за виадуком МКАД оказалась неожиданно свободной, и Люберцы удалось проскочить за считанные минуты. У московских дорог есть свои дни и часы пик, благодаря которым они становятся похожими на кровеносные сосуды или муравьиные тропы, движение по которым не иссякает, кажется, никогда. Чтобы выбраться летом из столицы в пятницу вечером по дорогам, заносчиво относимым дорожниками к разряду автострад, нужно рассчитывать, по крайней мере, на часовую пробку. С субботы на воскресенье въезд и выезд из Москвы самые свободные. Вечером же в воскресенье и утром в понедельник пробки обязательны на въезде. В прочие будние дни они могут и не образовываться, хотя легкий «поцелуй» двух и более транспортных средств легко собирает на ровном месте кучу машин, и об этом бодро оповещают стоящих в этих самых пробках всегда веселые ведущие «Авторадио».

Был будний день, среда, и отсутствие выезжающих из Москвы машин делало дорогу нереально пустынной, особенно по контрасту с соседней частью, по которой спешили прорваться в столицу многочисленные легковушки и автобусы из ближних и дальних пригородов – на работу ехали жители Подмосковья, и москвичи-дачники, надышавшиеся кислородом, нехотя возвращались в смог мегаполиса.

Глядя на медленно ползущую трехкилометровую вереницу машин параллельной полосы, Стэн эгоистично радовался оттого, что для него и Лизы начало пути оказалось удачным – до Быково пролетели, нигде не притормозив.

В Жуковском начался дождь, асфальт мгновенно потемнел, и шины автомобилей зашумели так, словно кто-то отрывал длинную ленту скотча, приставшего к стеклу. Летние дожди желанны, сильны и стремительны – вскоре Стэна ослепило солнце, игравшее в каждой повисшей на растениях капле влаги, и асфальт запарил, словно только что вынутый из печи.

Услышав через приоткрытое окно внедорожника какой-то знакомый шум, Стэн поднял глаза и увидел спортивный самолетик, словно бы повисший в небе.

– Вспомнил! Я бывал здесь как-то, на авиашоу «Макс».

Плавно крутанув руль, Стэн добавил:

– А в дачный кооператив, по-моему, нужно сворачивать сюда, на Кратово.

Машина въехала на территорию дачно-садового кооператива с ностальгическим названием «За индустриализацию».

Попетляв среди разномастных заборов из профнастила или сетки-рабицы, в каждом переплетении ромбов которой все еще поблескивали искрящиеся капли, дорога привела их на улицу Чехова. За заборами возвышались сосны и старого «покроя» дачные дома «на две семьи». По замыслу проектантов, по-видимому, развитие чувства собственничества, порождаемое индивидуальными участками, должно было компенсировать коммунальное по своей сути жилье.

Дом Вахмистровых совершенно не бросался в глаза. В отличие от новостроек он сохранил, судя по всему, свой исходный облик. Стэн проехал мимо, потом вернулся, ориентируясь на номера домов, но снова проскочил нужный. Наконец, они с Лизой решили оставить машину в тени сосновых крон и отправились на поиски пешком.

Хозяйка, Мила Львовна Вахмистрова, ждала гостей на веранде.

– А я смотрю, незнакомая машина туда-сюда ездит под окнами… Уж не ко мне ли? Вы не из газеты? – промурлыкала она, спускаясь по ступеням крыльца навстречу Лизе и Стэну. – Вы Лиза?

– Да, я вам звонила. А это Степан. Мой…

– Я понимаю, – вывела из затруднительного положения замешкавшуюся Лизу Мила Львовна. – Бой-фрэнд, как сейчас говорят. Пожалуйте в наши апартаменты, в «Сумасшедший дом», как говорит мой муж.

«Она знает, – подумал Стэн, – что „эпатмент“ на английском означает „садовый домик“, или так шутит про свой домишко?».

Внутри «Сумасшедший дом» выглядел очень уютно. В отличие от модного нынче дизайна «под старину», здесь историю не имитировали, а реально проживали люди, и эти люди имели весьма разные вкусы.

– Может быть, чайку с дороги? – предложила гостеприимная хозяйка.

Миле Львовне очень шло ее имя – так и хотелось произнести «какая милая женщина». Ее густые каштановые волосы придавали улыбчивому лицу с проницательным взглядом карих глаз выражение солидности. Что как-то не вязалось с некоторой суетливостью в поведении.

– Спасибо, – возразила Лиза. – Мы добирались до вас не больше часа, так что дорогой это назвать нельзя. И хотелось бы сразу увидеть главное… Мы вообще-то немного торопимся…

– Ну, без чая я вас все равно не отпущу, – категорично заявила Мила Львовна. – В кои-то веки из любимой газеты… А главное… Главное у нас на чердаке. Вот сюда пожалуйте, по лесенке…

Женщины стали подниматься первыми по крутым ступенькам. Идя за ними вслед, Стэн по инерции взглянул вверх и уткнулся взглядом в обтянутые белыми брюками ягодицы Лизы, после чего фантазии мгновенно унесли его в медленно приближающееся «а уже пот-о-о-о-ом…».

– Мила Львовна, а когда кооператив получил такое интересное название «За индустриализацию»? – решила поддержать беседу Лиза.

– А-а-а-а… Это давно, в тридцатых годах. Здесь давали участки рабочим от завода имени Серго. Тогда же ценили рабочий класс – вон сколько, по двадцать соток давали. Ну, не только рабочим… Здесь и артистам дачи давали, и ученым, и из органов некоторым. А теперь вот новые русские поскупали чуть не все…

– Занятно.

– Вот, посмотрите, – Мила Львовна открыла старый зеленый сундук с металлическими наугольниками, отчего в проникающем через слуховое окно луче заклубилась пыль, и вытащила из него кипу бумаг и конвертов. – Вот, здесь есть такие загадочные послания, какие-то шифры, планы… Я думаю, ОНИ охотятся за этими бумагами.

– Кто они? – наивно поинтересовался Стэн.

– Как кто? – удивилась Мила Львовна, слегка поджав губы. – ОНИ!

– Ах, да… – поправился Стэн, но было поздно. Больше Мила Львовна к нему не обращалась, демонстрируя свои «сокровища» исключительно Лизе, проявившей полное понимание того, кто такие ОНИ.

– А вы разрешите мне это сфотографировать? – спросила Лиза так, словно уже никуда не торопилась и боялась только одного – ответа «нет».

– Конечно, Лизонька! Можно, я буду вас так называть? Ведь ради этого я вас и пригласила сюда, – радостно объявила Мила Львовна, раскладывая на крышке сундука конверты, письма и планы, которые Лиза щелкала, держа на вытянутых руках перед собой цифровую мыльницу. Вспышка на мгновенье озаряла комнату, и женщины согласованными движениями, словно сообщницы, убирали одни и раскладывали на крышке сундука другие бумаги. В их слаженных, целеустремленных действиях было что-то от шпионов из старых советских фильмов.