Владимир Гарасев - Солнечная сторона

Но сейчас в Северном полушарии лето настало везде.

Правда, на высокогорных ледниках в Альпах зима или почти-что-зима длиться почти постоянно, с небольшими перерывами. И кататься на лыжах там можно практически круглый год. Но альпийские ледники летом – это совсем не то, что Анды зимой. И если у вас есть деньги на то, чтобы летать из северного полушария в южное, зима для вас длится столько, сколько вы сами хотите. И, соответственно, лето тоже подчиняется не законам природы, а исключительно вашим желаниям.

Соболь еще в подмосковном дачном детстве знал, что приход лета сам по себе способен сделать его счастливым. Но когда он стал кататься на горных лыжах то заметил, что лыжи начинают интересовать его именно в середине лета, когда кажется, что лето длится почти вечно, и начинает хотеться чего-то другого. Именно тогда начинался для него новый лыжный сезон.

Он выбирал рейс, который прибывал в Сантьяго рано утром, брал такси и прямо из аэропорта отправлялся в Валле Невадо, большой лыжный район километрах в шестидесяти от Сантьяго. Надо сказать, что господин Соболь осознанно и пунктуально культивировал радиофобию, и старался не задерживаться на большой высоте, когда время приближалось к полудню и солнечная радиация заметно возрастала по сравнению с уровнем, привычным жителям равнин. Посему он катался часа два или три, а потом спускался в Сантьяго и ложился спать.

Так повторялось еще день или два, а потом ночным рейсом он улетал обратно – в Москву, в Сан-Франциско, где часто бывал по бизнес-делам, или куда-то еще. Поскольку господин Соболь был инвестором, а не наемным работником, он нередко мог предпринимать такие экскурсии не в выходные, а тогда, когда в горах над Сантьяго хорошая погода и хороший снег. И заодно, минимум лыжников на трассах.

Надо сказать, в Чили ему нравилось. По крайней мере, когда хотелось забыть о делах. Чилийцы олицетворяли релакс. Чилийское время текло неопределенно медленно; вся сущность жизни состояла в его плавном течении, не ускоряемом никакими определенными целями. Маньяна, амиго!.. Да, отдыхалось тут хорошо. Он даже выучил испанский, и весьма бойко болтал на том, что используется в районе Сантьяго.

Ему так нравилось здесь, и так хотелось бывать летом в снежных горах, что у него появился план: купить где-нибудь недалеко от Сантьяго и лыж недорогую асиенду. Старую асиенду с каменными стенами, черепичной крышей, старинной мебелью… Может, и с виноградниками и, может быть, даже делать свое вино – Соболь был весьма неравнодушен к сухому вину… Но это, как и многое другое, Соболь оставил на неопределенное потом. На «маньяна». А пока просто снимал в Сантьяго квартиру – в доме с охраной и на высоком этаже, подальше от зимнего смога.

День был будний, и Соболю не составило труда одним взглядом охватить всех, кто находился на верхней станции подъемника. Он всегда рассматривал людей, который катаются на лыжах и досках. Во-первых, из интереса. А во-вторых, в любой стране лыжебордеры выглядели, как порода людей повышенной привлекательности. Он хорошо помнил, каким открытием стали для него первые поездки в горы – в Юте и в Северной Калифорнии. Куда исчезла вся жующая гамбургеры, неуклюже-неаккуратная публика! Как будто он попал в другую Америку… Впрочем, он никогда не забывал слова российского журналиста Владимира Познера, который немало пожил в Штатах. О том, что в этой стране есть два основных класса. Представители первого мало зарабатывают и не занимаются спортом, зато пьют пиво и смотрят телевизор. Представители второго пиво не пьют и телевизор не смотрят, но спортом занимаются и зарабатывают много…

Итак, всего несколько человек готовились съехать вниз от верхней станции подъемника, и Соболь сразу заприметил леди на лыжах, в черных лыжных штанах и яркой желто-черно-зеленой куртке. Темные волосы. Рост немного повыше среднего. Почти в обтяжку сидящие штаны позволяют предположить, что их хозяйке хочется скорее показать, чем скрыть то, что они почти обтягивают…

Она стояла возле подъемника, в одиночестве, и, похоже, осматривала склоны перед собой. Соболь поспешно потолкался палками и подрезал ее снизу. У него было не больше секунды для того, чтобы увидеть ее лицо – она не успела опустить на него пребывающие на шлеме очки. В следующую секунду Соболь не мог уже сказать, каковы были черты ее лица, но почувствовал, что оно ему чем-то понравилось.

Он остановился в стороне, не мешая другим, и подождал, пока она уедет. Отпустил метров на пятьдесят и поехал следом.

То, что он увидел, ему тоже понравилось.

Свежий утренний «вельвет» – снег в тонкую полоску, обработанный специальным трактором, ровный и гладкий – позволял ехать тем стилем, что повторяет спортивный, но лишен всякого излишнего напряжения. Человек делает красиво то, что ему делать легко. Леди двигалась легко и быстро; по всему было видно, что она просто отпускает себя в плавное, совершенно свободное от усилий скольжение, не преследующее иной цели, кроме удовольствия от процесса. О такой езде говорят иногда: лыжи везут лыжника; ее движения выглядели естественно, как ходьба или бег. Соболь заметил, что лыжи у нее совершенно современные, с широкими носками и узкой талией. И снег из-под них почти не летит – признак совершенно современной техники. Но вела она их узко, разводя только в крутых поворотах, и то исключительно по необходимости – совсем не по нынешней моде, весьма раздражающей Соболя своей искусственностью и некрасивостью. У нее была та классическая техника, что от современных лыж стала легче в исполнении, но не изменилась практически ни в чем. Начинающие так не ездят. И, в частности, так не ездят те, кто приезжает в лыжные районы не ради каталки, а ради знакомства.

У нижней станции подъемника леди как была, так и осталась в одиночестве.

Тогда Соболь подъехал к ней.

– Буэнос диас!

И тут же понял – она не местная, хоть и темноволосая. В том, как она повернулась к нему в ответ на его слова, чувствовалось удивление.

Он рассмеялся:

– Тогда так: доброе утро…

А вот на английскую речь она улыбнулась и подняла очки-маску, закрывавшие половину лица.

– Доброе утро, – сказала она не спеша, присматриваясь.

Несколько секунд они рассматривали друг друга.

Он смотрел и думал – нравится она мне? В первую секунду было все-таки непонятно. Сперва он понял только, что волосы у нее не такие темные, как показалось – верно, от яркого солнца и снега – а темно-русые, и они переливаются на этом солнце едва заметно, то темней, то светлей. Потом, словно проявляющийся негатив, из общего впечатления появился четкий очерк лица с высокими скулами, острым подбородком и широко поставленными глазами, совсем чуть-чуть курносый нос, правильные полноватые губы – не накаченные, судя по верхней – и немного веснушек. Непривычное лицо. Потому он и присматривался к нему несколько секунд.