Яна Дружинина - Церион, или Холодный, но прекрасный мир

В городе Z я сильно засветилась, а мой любовник оказался, как всегда, ни при чём. По его указке я, одевшись состоятельной дамой, пришла в ювелирный салон. Моей задачей было украсть дорогостоящее колье, которое являлось работой самого мастера Абеларда Ланге. Топаз так и манил своим блеском. Воспользовавшись моментом, я схватила колье и была уверена, что сделала это незаметно. Но ловкость на этот раз подвела меня. А жаль. Крепкий, как назло, ювелир схватил меня за руку и едва не поднял шум, но я пырнула его ножом в живот. Удар не сильный, но достаточный для того, чтобы крепыш стих на время. Как я узнала после, оклемавшись, ювелир с радостью описал мою внешность стражам правопорядка.

Как-то раз ночью мы с Блейзом угоняли повозку, гружённую дорогостоящими шёлковыми тканями, привезенными с Востока. Лошадью правила я, Блейз оценивал награбленное. А городская стража тем временем не дремала. Как я позже поняла, наша ошибка была в том, что мы задержались в одном городе слишком надолго. Поэтому за нами смогли установить слежку. Конные стражники, вооружённые длинными копьями с засаженными топориками, перегородили дорогу. Мой напарник выбрался незамеченным из крытой повозки, утёк щукой, оставив меня пропадать. Какая подлость! Проклятая память…

Приговор мне был один: смерть. Сидя в темнице, я уже было смирилась со своей участью, но мои соседи по камере не хотели мириться со своей. Я не могу знать, как давно их посадили. Должно быть, достаточно давно, чтобы они успели сделать ход в стене.

– И разве стража ничего не заметила?

– Когда нам должны были принести еду, ход загораживали кроватью. Наша камера находилась на первом этаже и выходила на задний двор, никем не охраняемый. Как по мне, большое упущение со стороны начальства тюрьмы. Итак, мы выбрались на свободу. А дальше каждый был сам за себя. Тюрьма находилась на небольшом острове. С одной стороны через реку виднелся тот злополучный город, где меня схватили, а с другой не было видно ничего, кроме лесополос и полей. Пловчихой я была хорошей, однако ширина реки была четыре, а то и все пять километров. Лихо для изголодавшегося в тюрьме организма, не правда ли? Когда меня одолевала усталость, я переворачивалась на спину и лежала так, только едва шевеля ногами. Когда же силы чуть возвращались, я переворачивалась обратно и гребла, пока хватало воли. Добралась до берега я уже полуживая и сильно голодная. Еле перебирая конечностями, я поползла по холмистому, заросшему травой, берегу. Шутка ли плыть так долго без подготовки! До сих пор удивляюсь, как в воде у меня не свело ноги. Сама не знаю, как я смогла осилить такой километраж. Правда, нужда и не на такое подталкнёт. Я заползла в лесополосу, опасаясь быть замеченной с другого берега, и, свалившись от усталости, крепко заснула.

С пробуждением ко мне вернулся голод. Была уже глухая ночь. Я огляделась – через стволы деревьев виднелся одинокий дом. Он манил меня, как свет в ночи завлекает мотылька. Переставляя ноги так быстро, как только было возможно, я доковыляла до спасительного прибежища. Попробовала дверь – было не заперто. Да и зачем запираться, когда поблизости ни одной живой души? Я беспрепятственно проникла внутрь. Изнемогая от голода, я хотела честно попросить хлеба и крова, умолить не сдавать меня тюремщикам, но хозяина не было, и я быстро вспомнила своё ремесло. Ничего съестного я не нашла, кухни не было и в помине. Зато я нашла другое: несмотря на усталость, быстро нашарила металлическую шкатулку. Там были в основном пряжки и перстни. Я попробовала один на язык – действительно, качественная работа. Но меня терзал голод, я сильно сглупила и не взяла ничего из шкатулки, и, как оказалось, очень хорошо сделала. Справляясь с голодными судорогами, я обшарила весь дом в поисках еды. Вот невидаль – не нашла ни крошки! Не теряя надежды найти съестное, я отыскала погреб. В доме не было даже свечек, пришлось искать на ощупь. В потьмах я опракинула какую-то склянку с жидкостью, та разлилась мне прямо на ноги. Я стёрла её пальцем со ступни и поднесла к носу – кровь, самая настоящая. Представь себе мой ужас! Я лихо трусанула и решила отправиться прочь, подальше от этого дома. Из-за сильной спешки я громко хлопнула дверью погреба. Звук гулко прокатился, быть может, в радиусе ста шагов. Со всей возможной быстротой я отдалялась от дома. Рядом послышался шорох. Кто-то шёл за мной. Меня охватил суеверный, обывательский страх. Все зачатки храбрости попрятались по дальним углам моего сознания. Сердце колотилось, как набат. О, такой слабой я себя чувствовала только в детстве! Это чувство было сродни ступору. Не смея оглянуться, терзаемая бредовыми домыслами, я бросилась бежать не сразу. Очухавшись, я сдвинулась с места и разогналась. Представь мой ужас, когда, споткнувшись о корень дерева, я упала и взбороздила лицом землю. Тот самый ужас и придавал мне силы, чтобы двигаться дальше, я сразу вскочила на ноги и бросилась дальше. «Стой, остановись, там обрыв!» – раздался голос за спиной. Но моё тело больше не повиновалось мне. Всё было будто сквозь сон. В какой – то момент я поняла, что больше ничего не ощущаю под ногами. Моё тело сделало кувырок в воздухе, затем все органы сотряслись, а кости загудели от боли. Я ждала смерти как избавления, но у меня всего лишь был сломан позвоночник и перебиты рёбра. Я лежала, распластавшись на земле, не в силах пошевелить даже пальцем.

Когда я открыла глаза, надо мной плыли верхушки деревьев, окутанные всё тем же мраком ночи. К телу не сразу вернулась способность чувствовать, но я ощущала чьё-то присутствие. Мою органы полыхали огнём, а сломанные рёбра резали кожу.

«Про-ошуу, убейте-е ме-ня», – простонала я слабым, еле слышным голосом.

Но, к счастью, а скорее – к сожалению, моей мольбе не вняли. Этот новый, доселе неведомый привкус во рту я не с чем не могу сравнить. Наверное, это вкус вечных страданий. Меня бросило в дрожь. Паралич частично спал, но я была не в силах поднять голову, и перед глазами всё расплывалось. Верхушки деревьев слились в одной массе. Наверное, я бормотала какую-то околесицу, обращаясь к матери и другим… ну, впрочем, не важно. Ребро было близко к тому, чтобы проткнуть кожу, а ног я всё ещё не чувствовала. Перебитые, они безвольно болтались в воздухе. Мыслить связно я не могла, как и не могла понять, что со мной делают и где я нахожусь. Ребро прорвало кожу. А-а-а! До сих пор всё так отчётливо помню. Все мои судорожные догадки сводились к тому, что меня куда-то несут, а куда именно, мне было всё равно, лишь бы скорее всё это кончилось. Я никому не рассказывала, но теперь не в силах молчать. Мне что-то говорили, но слова казались мне несвязным бурчанием. Вновь попытавшись молить о смерти, я поняла, что не слышу своих собственных слов. Я потеряла слух, зрение, разум, впала в беспамятство.