Тициано Терцани - Конец – мое начало

Тем не менее, у меня был один из лучших аттестатов Флоренции. Банк Тоскана прислал мне письмо, от которого родители чуть не рухнули в обморок. Представь себе, меня приглашали на собеседование! Я отправился туда, и мне предложили место в банке. Для моего отца это было все равно, как если бы мне предложили стать Папой Римским, у него ведь за всю жизнь и банковского счета-то не было. В моем семействе это предложение восприняли как приглашение Иисуса, который спустился вниз и сказал мне: «Иди за мной!»

Я же был в ужасе. Для меня это было концом всего. Против меня восстало все семейство. Все были за то, чтобы я шел работать в банк, а дядька Ваннетто терроризировал меня больше всех.

Фолько: Ммм… теперь понятно, почему работа в банке для тебя всегда была символом зла!

Тициано: Символом всего того, что вообще не нужно делать. Мне пришлось сыграть в рулетку с Высшей школой в Пизе: если выигрываю – продолжаю учиться, если нет – тогда мне придется работать в Банке Тоскана. Когда я шел на экзамен, то не был насмерть перепуган. Но я определенно осознавал, что от него зависит вся моя жизнь. Это был грандиозный экзамен, к которому допускались только лучшие выпускники Италии. Претендентов было двести, а мест всего восемь. Я заполучил одно из этих восьми, и это изменило мою жизнь.

Кончилось лето, и я отправился в Пизу. У меня была комната в медико-юридическом общежитии, все было для меня бесплатно: питание, взносы, книги. При таких условиях моим родителям не оставалось ничего другого, как согласиться.

И это было особенное лето: лето, когда я познакомился с твоей матерью.

Отец кашляет.

Фолько: Устал?

Тициано: Да. Сделаем перерыв?

Фолько: Сколько же всего я слышу впервые. Как будто раньше у нас никогда не было времени поговорить.

Тициано: Я думаю, это полезно для тебя: ведь ты толком не знаешь своего происхождения. Я хочу, чтобы вы знали – не только ты, но и Саскья, и ваши дети, – каковы были культура и ценности того времени, поколения моих родителей: очень простые, но в то же время фундаментальные ценности. Честность. Достоинство. Если ты идешь к тем, у кого водятся деньги, и они хотят угостить, ты говоришь: «Нет, спасибо, я уже ел». Знаешь, такие вещи придают тебе силу, служат ориентиром по жизни. Если ты беден и слаб, да еще и выглядишь не пойми как… Но нет, ты аккуратен и презентабелен, и никто не будет подтрунивать над тобой. Ты так же элегантен, как и богатый, и угощаться у него не будешь – спасибо, сыт. Другая важная ценность – семья. На самом деле, этот каждодневный визит дядьки, который действовал нам на нервы, был не что иное, как театр. Важна была суть – у тебя была семья, и на нее всегда можно было рассчитывать.

С этими ценностями выросли мои родители и, в какой-то степени, передали их мне.

Фолько: Ну что, продолжим наше путешествие?

Тициано: Мне очень нравится эта идея путешествия. Это не только путешествие в мое прошлое, но и путешествие через эпоху, в которой я жил.

Я постараюсь рассказать обо всем максимально откровенно. По-моему, откровенность – это наиважнейшее в нашем деле. Я не хотел бы приукрашивать и не хотел бы делать из этого рассказа литературу. Я всю свою жизнь жонглировал словами. Я могу жонглировать ими до ряби в глазах (по-честному, это не так уж и сложно), но сейчас же мне просто хотелось бы поведать… правду, правду, которая кроется за словами. И потом, именно правда была смыслом многого из того, что я делал в своей жизни.

Ну что, где мы вчера остановились?

Фолько: Ты отправился в Высшую школу в Пизе. Слушай, а почему ты пошел на юриспруденцию, а не на журналистику?

Тициано: Журналистика мне всегда нравилась, это правда. Помню, с какой радостью я носился за спортсменами на моей «Веспе» с карточкой «журналист» на груди. Мне было пятнадцать-шестнадцать лет.

Флоренция была для меня слишком лицемерной. Да, я учился в лицее, но помимо учебы мне во Флоренции нечего было делать. Я не проводил воскресенья за танцульками в салонах буржуа – один раз у одного дома, потом у другого. Я не бывал на этих вечерах, когда после веселья гаснет свет и гости с хозяевами прощаются друг с другом поцелуйчиками. Нет! Твоя мать вспоминала, что до того, как мы познакомились, все постоянно говорили на этих вечеринках: «Может, сегодня будет Тициано. Посмотрим, придет ли он». Но я не бывал на этих мероприятиях, потому что в это самое время разъезжал на «Веспе» – работал, делал то, что мне нравилось. Я писал заметки о футбольных матчах, сопровождал марафоны.

Фолько: Что это были за марафоны? Пешие?

Тициано: Велосипедные, в Абетоне 14 14 Регион в провинции Пистойя, Тоскана, известный как спортивный курорт. . На «Веспе» твоего деда я сопровождал участников и писал заметки для издания Il Mattino. Я помню чувство радости и собственной значимости, которые я испытывал благодаря карточке с надписью «журналист» на груди. Я приезжал в какое-нибудь местечко где-то в горах, меня представляли местному мэру, организаторам, и все они кричали: «Дорогу! Дорогу! Едет журналист!» И вот это «дорогу журналисту» было моей жизнью. Быть на передовой, быть там, где вершились события, и делать это на совершенно законном основании! То есть иметь законное право быть в первых рядах, наблюдать, что происходит в «центре управления полетами».

Но вскоре я понял, что это довольно грязная работенка. Журналистикой занимались все кому не лень: многие становились журналистами по протекции священников или коммунистов, журналистами были также те, кто не состоялся в другой профессии, кому не удалось окончить высшее. Кто-то, к примеру, по протекции дядюшки-священника получал место в христианском демократическом издании, в котором и проживал всю свою жизнь. Я лично был знаком с такими. Когда я работал в Mattino во Флоренции, такие персонажи были моими главными редакторами.

Именно поэтому, когда я собирался учиться в Высшей школе Пизы – а это было в то время наилучшим заведением из возможных, – то выбрал право. Моими однокурсниками были молодые люди типа Джулиано Амато 15 15 Джулиано Амато (род. 13 мая 1938, Турин, Италия) – итальянский политик, дважды Председатель Совета министров Италии. , то есть те, кому было уготовано стать премьер-министром или кем-то в этом роде. Я, в некоторой степени, покорился судьбе, благодаря которой я смог поступить в Высшую школу Пизы – а это заведение готовило ученых, политиков. Долгие годы я просто не рассматривал всерьез профессию журналиста.

Фолько: Ну а почему выбор пал именно на право?

Тициано: Тут все очень просто: я был бедным и хотел защищать бедных от богатых. Я был слаб и стремился защитить слабых от власть имущих. Мне казалось, что стать адвокатом – самый лучший для этого способ.