Тициано Терцани - Конец – мое начало

Фолько: Не могу понять, откуда у тебя был этот интерес к учебе. Это ведь не из твоей семьи. Как ты думаешь, это врожденное?

Тициано: Мой дядька был не так далек от истины, шутя, что я не был сыном своего отца. Ну слушай, мы же не с конвейера выходим. У каждого человека свой личный мир. Мой мир был таким. Тогда мы начали читать «Илиаду» Гомера, и я был просто в восторге.

В общем, он убедил моих родителей отправить меня в гимназию. Именно тогда случилась небезызвестная история покупки моих первых длинных штанов в рассрочку. Это была потрясающая операция. Мы отправились к торговцу галантереи, тоже знакомому моего отца по Дому милосердия, и у него купили мои первые длинные велюровые штаны. Каждый месяц моя мать ходила к этому синьору выплачивать причитающуюся долю. Сложно представить себе, за какие-то штаны!

Фолько: У тебя была всего одна пара штанов?

Тициано: Естественно. Мать стирала их в воскресенье, так что в понедельник я снова мог их надеть. Так и жили, Фолько, так и жили. В гимназии я учился в одном из красивейших мест во Флоренции, не помню, показывал я тебе или нет, на Пьяцца Питти. Там я прочитал Данте, Мандзони 10 10 Алессандро Мандзони (1785—1873) – итальянский писатель. . И все это с видом на палаццо Питти! Это было восхитительно! Окунуться в другой мир, насладиться прекрасным языком… История любви Ренцо и Лючии была просто потрясающей. Крючкотвор 11 11 Персонаж романа Мандзони «Обрученные». , бедняки, которых обманывают богатые, власть имущие, священники – все это страшно интересовало меня и давало пищу для ума.

Фолько: А что тебя интересовало помимо учебы?

Тициано: Девушки, что же еще! Можно сказать, я открыл их для себя именно тогда. Ведь мы все время были разделены. Девочек не было ни в начальной, ни в средней школе. А здесь, в тот самый день, когда я впервые вошел в гимназию, в этот потрясающий палаццо, на первой скамье вижу блондинку. Та-дам! И я уже рядом с ней. Она была моей невестой три года. Ее звали Иза. Нам даже пришлось помолвиться, ведь мы встречались. Тогда все было совсем по-другому, о сексе не могло быть и речи. Мы были совсем юными и просто прогуливались по Виале дей Колли после обеда, когда заканчивались занятия, держась за руки. И вот однажды ее отец, у которого была строительная фирма и автомобиль, – святая Божья матерь! автомобиль! – поймал нас и сказал: «А теперь вы помолвитесь у нас дома 12 12 Помолвка в данном тексте означает знакомство родственников молодых людей, когда родственники жениха приходят знакомиться к родственникам невесты, и таким образом «гарантируется» приличность отношений молодых людей. . Я не хочу, чтобы моя дочь…» Ну и так далее.

Фолько: Значит, вам пришлось по-настоящему помолвиться?

Тициано: Да, у них дома. Мне пришлось уговорить отца соблюсти обычай и пройтись пешком с букетом цветов от Порта Романа до их виллы, чтобы познакомиться с этими дуралеями. А потом я отправлялся в Орсинью, и там у меня было еще двадцать таких невест.

После двух лет гимназии я перешел в Личео Галилео, большой классический лицей рядом с Дуомо.

Фолько: Почему ты решил пойти в классический? Это ведь было не так практично.

Тициано: Что ты! Я хотел учиться именно в классическом. Вообще, этого практического подхода не существовало. В то время учились не для того, чтобы потом найти хорошую работу. Учились для того, чтобы учиться!

Потом начались все эти запутанные истории. Я стал любовником женщины намного старше меня. И это было еще одним пинком под зад для меня, в том смысле… черт возьми!

Фолько: То есть ты понимал, что от нее нужно удирать?

Тициано: Этого ведь никогда не знаешь. Я просто начал понимать, что всю жизнь оставаться флорентийцем – не для меня.

Когда мне было шестнадцать, я мечтал побывать за границей. Вместе с приятелем, Клето Мендзелла, мы отправились на вокзал, чтобы в газете Journal de Genève поискать работу на время каникул в Швейцарии. И тут случилась очень забавная история. Я учил французский и полагал, что знаю его. В газете я нашел объявление, в котором говорилось, что одна большая гостиница в Бей сюр Вевей ищет garçon d‘office. Несмотря на всхлипывания матери, я отправил куда подальше летние каникулы в Орсинье и поехал вместе с Мендзелла в Швейцарию. Все было организовано: трудовая книжка, паспорт, контракт с этой огромной гостиницей. Мы приехали, и один господин, руководящий персоналом, сказал: «Размещайтесь-ка в этой комнате со всеми другими официантами, позже я приду за вами и мы пойдем в office».

Оказалось, что office по-французски совсем не офис, где я, студент и пижон, мог бы преспокойно сидеть и стучать на машинке, а вонючая комнатенка, где я с утра до вечера должен был намывать грязные тарелки. Вскоре это мне порядком осточертело, я завел нужное знакомство и получил «продвижение по служебной лестнице». Тогда я выучил еще одно французское слово, encostiquer, «вощить деревянный паркет» – чем я и занялся.

Прошло еще полтора месяца. Мы подождали, пока нам не заплатят, и сразу рванули оттуда, потому как оставаться в горах не было больше никаких сил. И тут начались настоящие приключения. Мы отправились автостопом по Европе и доехали до Парижа. Площадь Пигаль, Мулен Руж – о! Мы гуляли по городу, жили в хостелах, как это теперь называется, знакомились с девушками, которые приглашали нас к себе. Потом мы отправились в Бельгию и вернулись через Германию. Это была моя первая вылазка в большой мир: я впервые пересек границу и понял, что это мой путь – идти и смотреть. До недавних пор это было моим двигателем по жизни: был хорош любой предлог, чтобы отправиться куда-то. Как же я любил разнообразие! Я до сих пор помню запах той комнаты, в которой я мыл посуду, запах воска огромных деревянных коридоров. Там все было по-другому: запах еды, улиц. Это был 1955 год, Флоренция и Швейцария были абсолютно разные вещи, не говоря о Париже!

Когда в начале учебного года мы снова встретились с однокашниками, нам все завидовали. Мы чувствовали себя героями. Конечно, ведь мы побывали в Париже, ездили на заработки. Надо признать, что мы повели себя довольно предприимчиво.

Фолько: То есть ты постепенно начинал делать то, что тебе нравилось. Что по этому поводу говорили родители?

Тициано: Мой отец продолжать жить своей маленькой жизнью, мать – своей. Когда я учился в лицее, дома я бывал редко. Занимался, в основном, в прекрасных залах библиотеки Маручеллиана, посреди всех этих старинных книг. В общем, я с головой был в учебе, я наслаждался.

Мой дядька Ваннетто заходил к нам каждый вечер до ужина и еще в подъезде на лестнице начинал вопрошать: «Ну, чем занимался сегодня наш лоботряс?» Это я у него был лоботрясом. Переживал, какого черта я, вообще, делаю. Я не работал, не приносил в дом ни кваттрино 13 13 Мелкая монета. , весь из себя пижон и фанфарон с платком на шее и трубкой. И вот он входил и говорил: «Чем же сегодня занимался наш лоботряс?». Это его «лоботряс» ужасно бесило мою мать.