Виктор Девера - Храм любви. Книга пятая. Исход

Чаще всего такие отмаливают эти сны, относя к дьявольскому наваждению.

Этот сон оставил в сознании Арабеса непонятные ассоциации. Скорее всего, он был следствием борьбы женской природы с религиозным аскетизмом святости, если не званым посылом небес.

Святость как борьба с грехом прелюбодеяния и плотскими искушениями карала женщин с давних времен не только совестью, но и физическими муками, облачая в предупреждение их греховные места в пояса верности. Большой размах эта мера приняла во время крестовых походов. Рыцари, уходившие на войну, запирали замки на поясе верности своих жен. Изготовленные из серебра и золота, они и после смерти мужа причиняли им муки.

Однако боролись с похотью не только женщины, но и мужчины. В Средние века изготовлением многочисленных приспособлений для борьбы с похотью за причисления к лику святых занимались и врачи, под руководством священников. Существовал даже медицинский термин – «заболевание ночной эрекции». Для борьбы с этим недугом мужчины надевали на причинное место кольца с шипами, которые вонзались в непроизвольно увеличивающуюся плоть и причиняли сильную боль. Такой же принцип использовался и в специальных трусах, известных как «исподняя священника», – в детородный орган обладателя при малейшем намеке на возбуждение впивалось множество иголок. В конце ХIХ века, с появлением электричества борцы за нравственность сконструировали агрегат, который надевался на ночь и реагировал на эрекцию ударом тока. «Музыкальные трусы» также должны были оградить хозяина от ночных эротических мук. Исподнее было хитрым образом соединено с граммофоном, который будил святого громкой мелодией, чтобы он не грешил даже во сне.

Ее же сон греха сопровождала ритмичная музыка страсти. Эта музыка сексуальных грез из дремучей глубины ее сознания, казалось, гналась за ней с бешеной страстью и уже наступала на пятки. Ей казалось, что ее хотели нагнать и изнасиловать.

Гонимая этим страхом сновидения, она будто бы заскочила в храм и, перекрестившись, действительно оказалась перед иконой Божьей матери. Музыка, преследующая ее, как будто вмиг сгинула, и только она перекрестилась, с небес послышался колокольный звон, призывающий молитвой к себе, ввысь.

– Мать милосердная моя, спаси меня, дай мне, как и себе, счастья. Дай мне здоровья в теле для радости зачатия, оставшись непорочной девой. Боюсь я, Боже, мужской близости, и более того, боюсь той боли, которую испытывают женщины при первом половом сближении и родах. Помоги мне, Боже, избежать этой родовой боли и греха от мужской страсти, но сделай меня женщиной и матерью.

Музыка неистовой страсти, сменив колокольный звон, вновь зазвучала над ее головой. Стена раздвинулась, и в проеме ее появился крест. Два монаха старательно распинали на нем что-то непонятное. Она пригляделась и увидела, что распинают они на кресте что-то, напоминающее большое мужское достоинство. Наконец забив огромные гвозди на самом его конце и по центрам яичек, они спустились и дали ей в руки плетку.

– Изгоняй страсть, – приказали они, и она стала бить себя по спине. Под ногами ее вспыхнул костер. Монахи заплясали вокруг и стали срывать с нее одежды. Тут она увидела, что они все с рогами, и она как будто даже обрадовалась этому. Через несколько мгновений она, совершенно голая, уже приплясывала в огне, как сказочная Огневушка, Так расплясалась, что искры, как звезды, летели из-под ее ног, а она все больше и больше, с интенсивной яростью избивала себя плеткой. Рогатые монахи тоже почти обнажились и в рваных, накинутых на обнаженные плечи рясах в такт музыки скакали вокруг нее, хлопая в ладоши. Этот хоровод подзадоривал ее избиение подмигиванием ей с невообразимыми криками.

Через некоторое время она выдохлась и в истомленной злости стала кнутом бить монахов, кружащих с улюлюканьем вокруг нее. Они сразу куда-то исчезли. Она в отчаянии со стонами стала избивать распятый на кресте перед ней мужской член. Хлестала его с ожесточеньем, и чем больше она его избивала, тем толще он становился, а из-под гвоздей струилась все больше и больше кровь мужской страсти. Он, как живое безумное существо, смотрел на обнаженную женщину, избивающую его, и от своеобразного представления обнаженной дамы возбуждался, раздувался все больше и больше. Наконец она не выдержала своего мучения и, упав перед ним в изнеможеньи, заплакала навзрыд. Руки судорожно хватались за распятье, и она от ощущения мужской плоти потеряла сознание. Упав навзничь, в бессилии раскинула ноги, а руками бессознательно прикрывала свой срам. Однако руки в беспамятстве машинально шевелились, теребя меж ног свои прелести вопреки божьей воле и рассудку. Распятый на кресте член от этого зрелища расперло еще больше. Из него вылезли чудовищные когти и, вцепившись в ее обнаженное тело, притянули к себе. Она, как изнеможенная жертва, не сопротивлялась этой орлиной хватке и была мгновенно прижата к этому изваянию.

Ощутив сковывающий жар пульса, она вспыхнула ответным жаром и обхватила его, забившись в эротических муках. Он сочувственно обхватил невидимыми опахалами ее оголенное тело и наконец сам не выдержал жженья от ощущенья красоты. Эротическая страсть вскипела, как котел, обожженный огнем. Его расперло паром страсти до такой степени, что оболочка его рванула и он слетел с гвоздей. Тут в сознании ее мелькнула вспышка, она услышала взрыв.

Он был оглушительным и страшным. Ее подбросило ввысь, под купол, и она увидела себя летящей под сводами, но уже в гробу и в обнимку с этим мужским вожделением женской страсти. Рядом с гробом ангелами порхали монахи, но уже без рогов. Они что-то пели ей, будто отпевали то ли ее, то ли ее святость, то ли женскую страсть. Тут она почувствовала, что быстро полнеет и превращается вроде как в беременную женщину.

– Ну вот и зачала холодной и дохлой девственницей. Ура! Но опять беда, и зачем мне больное дитя? – как будто кричала во сне она, а монахи, что ангелами рядом летели, твердили, хохоча:

– Тело сделали шутя, хоть риска много, не беда, а душа еще не готова пока, нет в аду для этого нужного котла. Ты безгрешна, и тебя сатана отправляет в небеса. Ее тебе просить придется у бога, ты же крестишься, зазноба. Только после для души мы наварим ей грехи.

Перекрестилась она и, пробив гробом стену церкви, вылетела во двор. Летит и видит, что она уже парит в воздухе над церковью, как птица, и крылья за спиной, как у ангела. Сделала несколько кругов вокруг церкви и полетела выше. А с земли в это время ей ее знакомая старушка машет, что ее от самоубийства спасала, когда возлюбленного потеряла, и кричит: