Лана Ладынина - Блудный Сын

– Константин Хейгенс, – подтвердил Хейгенс, входя в помещение.

– Это, я надеюсь, что не ошибаюсь, мастерская Яна Ливенса и Рембрандта ван Рейна?

– Совершенно верно, господин Секретарь. Для нас большая честь принимать вас у себя. Позвольте представиться: я – Ян Ливенс, – уверенно, безостановочно трещал Ливенс, – а это мой друг и коллега Рембрандт ван Рейн.

– Рад познакомиться с вами, господа художники. Я специально для этого и проделал сегодняшний путь в Лейден, – не забыл подчеркнуть Константин Хейгенс.

Рембрандт представил Константину Хейгенсу учеников и Лисбет, они затем тактично отошли на второй план, а после и вовсе незаметно выскользнули из мастерской.

– Позвольте предложить вам освежиться с дороги, господин Секретарь. Вино, пиво и лёгкая еда, – снова подхватил Ян.

– С удовольствием, господа художники, только давайте сначала посмотрим ваши работы. Я вижу, вы уже всё расставили и развесили.

Рембрандт и Ян кивнули в знак согласия и все трое направились к картинам. Константин Хейгенс окинул работы первым долгим, внимательным взглядом и лицо его просветлело. Он подходил то к одной, то к другой картине, рассматривая их болеее подробно, издавая то и дело одобрительные и восхищенные междометия. Обрадованные компаньоны тихо стояли позади, даже словоохотливый Ян не произносил не звука. Константин, наконец, обернулся к художникам:

– Чудесный натюрмор. Трогателен и ярко-аллегоричен. Чья это работа?

– Это мой натюрморт, господин Хейгенс, – мгновенно отозвался Ян.

– Аллегория суеты, не так ли? – Хейгенс обернулся к Яну, утвердительно кивнувшему.– отличная композиция: маленькая булочка чуть в стороне и как будто незаметна, однако сразу бросается в глаза.

– Благодарю, господин Секретарь, – Ян явно гордился первой похвалой, доставшейся именно ему.

– И это ваша работа? – Хейгенс взглядом указал на довольно большое полотно, – Понтий Пилат?

– Понтий Пилат, – эхом подтвердил Ян.

– И я уверен, что знаю, кто был одной из ваших моделей, – рассмеялся Константин Хейгенс, смотря на юношу, поливающего воду на руки Понтию Пилату, – господин ван Рейн, это довольно точный ваш портрет в профиль.

– Да, это я позировал Яну, – улыбнулся Рембрандт.

– А это – ластмановское влияние, – Константин Хейгенс смотрел на «Валаама и ослицу» Рембрандта. Мне приходилость видеть «Валаама» Ластмана. Вы знакомы с Питером Ластманом?

– Не просто знакомы, мы оба учились у него, – выпалил Ян.

Хейгенс подошел к нескольким портретам и какое-то время внимательно их рассматривал:

– Замечательные портреты, замечательные…

– Эти портреты – мои, господин Секретарь, а эти – Яна

Он направился дальше, сопровождаемый художниками, остановился перед очередной картиной, совсем небольшой, и замер на несколько мгновений, затем долго рассматривал ее с разных угов, передвигаясь из стороны в сторону. Рембрандт, это была его картина, занервничал, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, что скажет секретарь штатгальтера. Ян с любопытством и выжиданием наблюдал за обоими.

– Великолепная работа, – негромко, но с чувством произнес, наконец, Константин Хейгенс.

Рембрандт просиял. Ян тихонько дружески хлопнул его по плечу. Самоуверенный Ян считал Рембрандта в некотором роде своим подопечным и порадовался за друга, но в его душу невольно закралась лёгкая зависть, как не старался он её отгонять.

– Спасибо, господин Секретарь. Это мой Кающийся Иуда, возвращающий тридцать серебрянников.

– Монеток ровно тридцать, можно посчитать, – пошутил Ян

– Такого и в Италии ещё поискать, – восхитился Константи Хейгенс, – на мой взгляд, эту картину можно смело поставить в один ряд с лучшими итальянскими образцами. Какая эмоциональная сила! Чувства и эмоции изображены так естественно, так звонко и чисто. Красноречивая поза кающегося Иуды, его судорожно, до боли сцепленные руки, выражение отчаяния на лице никого не оставят равнодушным. Как вы смогли сочетать всё это в свои молодые годы!? Браво Рембрандт! Я хотел бы купить её для себя. Она закончена?

– Да, я закончил её совсем недавно, – не очень уверено ответил Рембрандт. «Закончена, – хихикнул про себя Ян, – ты, наверное, ещё не раз и не два вернулся бы к ней. Интерестно, бывают ли у Рембрандта законченные картины?».

– Ещё мне хотелось бы купить у вас обоих несколько портретов, фигур в восточных одеждах и автопортретов для штатгальтера Фредерика Хендрика.

– Какие захотите, господин Секретарь, это очень любезно с вашей стороны, – радостно воскликнул Ян. – Не желаете ли бокал вина?

– Теперь – с удовольствием, – и все трое направились к столику с вином и закусками.

– Господин Ливенс, должен сказать, что вы отменный портретист и вам, пожалуй, стоило бы сосретоточить свои усилия в этом жанре.

Рембрандт, как ни старался быть сдержанным, испытывал чувство распирающей радости и впервые – чувство превосходства над Яном. Ян Ливенс, может быть и по праву, смотрел на него как на своего младшего и менее опытного, хотя и не менее талантливого, сотоварища. Вместе с тем Рембрандт почувствовал лёгкую неловкость оттого, что основные лавры достались ему и оттого, что он почти ощущал неловкость Яна. Поэтому, когда он услышал похвалу в адрес Яна, он обрадовался за приятеля и просиял вместе с Яном.

– Благодарю вас, господин Секретарь. Если вы пожелаете, я почёл бы за честь написать ваш портрет, – предложил Ян

– Буду очень рад. У меня есть портреты от Томаса де Кейзера и от Антониса ван Дейка. Буду счастлив иметь портрет и от вас, господин Ливенс. Сразу оговорюсь, что если вы согласитесь, вам придётся прибыть в Гаагу для этого заказа. Я не смогу приезжать в Лейден для сеансов. Но если вы сочтёте возможным приехать, вам не придётся беспокоиться ни о чём, кроме самого портрета.

Ян Ливенс испытал лёгкое головокружение – его имя поставили в один ряд с именем Антониса ван Дейка, когда-то самого известного ученика и ассистента божественного Рубенса, а теперь, недавно вернувшегося из Италии, – одного из наиболее почитаемых художников в Антверпене, исключая само божество, конечно. Рембрандт подумал, что он рановато сверг Яна с пьедестала.

– Я с удовольствием приеду в Гаагу для вашего портрета когда вам будет угодно.

– Прекрасно, господин Ливенс, Я вам напишу и мы обо всем договоримся.

– Буду ждать вашего письма, господин Секретарь

– Перед визитом к вам, – продолжал Константин Хейгенс, – я посетил маэстро ван Сваненбюрха, он отрекомендовал вас как талантливых и многообещающих художников (Рембрандт снова с благодарностью подумал о своем первом учителе). Вижу, маэстро совершенно прав. И ради ваших же лучших перспектив вам стоит перебраться в Амстердам. В Лейдене живет много учёных, прекрасный университет, где и я был студентом, но Амстердам – более подходящий город для таких художников как вы. Тем не менее, прежде всего вам необходимо подумать об учебном визите в Италию. Вы оба очень талантливы, но, чтобы отточить и усовершенствовать мастерство, необходимо путешествие в Италию, изучение великолепных образцов итальянской живописи и скульптуры. Кроме возможности совершенствования в технике, Италия даст вам огромное вдохновение и желание творить. Её атмосфера способствует сильным эмоциям, впечатлениям и поэтому чрезвычайно благотворна для художника. И я, возможно, смог бы похлопотать о частичной государственной финансовой поддержке такого учебного визита.