Наталия Рай - Потомок Монте-Кристо

Когда-то, в благополучные времена, Вовочка попросил:

– Напиши ты о моей жизни странной, да только так, чтоб мне не сесть тут же, а то я тебя знаю – не роман, а прямо-таки чёрное досье получится.

Я, смеясь, согласилась. И вот – пишу. Но не в том настроении пишу, не то над плечом висит, не тем душа дышит, чем думалось. Всегда, сколько жила – работой спасалась. Что бы ни случалось со мной: вьпишусь-выплачусь-выработаюсь и – как новенькая. Столько старалась я забыть о нём, а вот – пришлось вспомнить: так и не знаю я другого от беды зелья, кроме работы. А другое – не пишется. Знать бы хоть, что – когда допишу – полегчает… Может, и полегчает. Но сейчас, когда я его вспоминаю…

Всё я в нём любила – и хлипкую его бородёнку, которая хоть ему и шла, да ведь и невзрачна была, особенно в сравнении с усами, такими же рыжими, как и кудри, которые всегда и у всех мне резко не нравились: и росточек, и суетность, и напрочь исцарапанные-избитые руки. И даже дурацкие наколки-русалки, узкие плечи, и необязательность, и виртуозность вранья, и способность взять без отдачи, и лень его несусветную при умении работать сутками, безсонные с ним ночи – всё. И то, как машину водит – почти не тормозя. Ехали мы однажды по Ленинградке, по скоростной полосе. Я, естественно, ничего не вижу, не замечаю, кроме него. Вдруг как-то подсознательно, что ли, обнаруживаю гул, как в самолёте… Глядь на спидометр, а на нём – сто двадцать. А мы к центру едем. Где и машин побольше, и светофоры, и постовые, и туннели… Я, впрочем, не возражала, хоть и в ад – лишь бы вдвоём.

Но вернемся в ДК (то есть дом культуры), где обосновался Вовочка со своей фотолабораторией. Всё нужное он достал, невзирая на тогдашние наши сплошные дефициты, для работы и самого лучшего качества. Даже обеспечил заказы. Которые, увы, выполнять надо. А кому?

Компанейство или что другое его побудило – только набрал он кадров, не приведи Боже. У Вовочки всегда самовар, всегда чай и кофе, всегда к чаю-кофе те ещё закуси, народ и толчётся с утра до ночи, поглощая всё в неимоверных количествах. И дым табачный клубится, как если б здесь – выход заводской трубы.

Я там бывала редко. Что мне там делать? Я, конечно, фотоаппарат от винтовки отличу, но и только. А уж где надо нажать, чтобы снимок получился – до таких глубоких познаний я не дошла. К чему? Так и сварку, и жестяные, и прочие работы пришлось бы изучать, чтобы Вовочка мог со мной, как с достойным партнёром, сотрудничать. У меня уже своих специальностей – восемь, куда мне ещё и его четырнадцать? Я в святые не стремлюсь.

Но тут грянул Новый год. Вовочка и пригласил моего сына на представление под ёлкой, которые в ДК шли ежедневно по нескольку раз все школьные каникулы. А Вовочка эти представления (то есть детей по заказам родителей) снимал. Пришлось и мне идти. Сын-то ушёл с детьми в зал, а я в холле осталась стоять. Случай немедленно свёл меня с дамой, которую в своё время избил муж и посему она – по протекции Вовочки – жила у меня с неделю, пока супруг осознает, что драться, а тем более с заведомо более слабой женщиной, нехорошо. И ещё один парень был полузнаком – приходил ко мне однажды с Вовочкой. Я, конечно, опять, как глухарь на токовище, оглохла и ослепла. Но особа я не настолько уж и толстокожая – столько чужих взглядов и бегемота оторвут от созерцания. Оглядываюсь и внутренне ахаю: я – прямо-таки шпион в кольце любопытных, своего любопытства и не скрывающих. Мне, естественно, тут же пришло в голову, что во внешности моей что-то – не так. Огляделась – вроде бы всё в порядке. Разве помада – на лице? Спрашиваю у знакомой дамы: утверждает, что и помада с губ не переместилась к уху. Что бы сие значило? Тут Вовочка куда-то испаряется и дама вносит ясность:

– А Вовочка давно всем раструбил, что ты в него влюблена до безумия. А вон та чернявая – евонная жена.

Ох, и навернулась я об землю, хотя дело было вовсе не в высоте небес. Мало первого, ещё и второе, причём не в том даже плане, в котором вы подумали.

Как с очевидным фактом, считаюсь со святостью семьи. С какой, скажите, стати разрушать что-то, построенное двумя? Захотят – сами разрушат. Без меня. А не разрушат – так тому и быть. Значит, накрепко строено.

И еще: разве мог мой любимый выбрать плохую, тем более – хуже меня? У него – ангел, не меньше. Если ангелы такие – внешне и внутренне – Господи, спаси от рая.

Да, как-то забыла сказать: от всей этой кутерьмы (от влюблённости моей, то есть) у меня непонятно как проявились странные, меня саму сильно удивившие, способности видеть сквозь стены и расстояния. В самом буквальном смысле этого слова – я здесь вовсе не употребляю поэтическое преувеличение. Правда – только Вовочку.

Я тосковала по нему двадцать пять часов в сутки, я столько же думала о нём и только о нём. Душою летела туда, где он. И «долеталась» до того, что стала виртуально находить. Словно случайно, ехала куда-нибудь – (а Москва – большая) – где чуяла Вовочку и налетала на него, до слёз его изумляя. Сперва. После он стал меня подозревать в том, что я учредила частную сыскную контору, причём работают на меня и Шерлок Холмс, и Мэгре, и Пинкертон сразу. И даже мисс Марпл.

Пришлось открыться. Он не поверил, пришлось доказывать. Мы не видимся и не созваниваемся. Кстати, у Вовочки часто бывает так, что он и сам не знает, где будет в течение ближайшего часа и, тем более, дня. И вот он срывается и улетает. Я под присмотром одного из его друзей остаюсь дома. И мысленно слежу за биением Вовочкиного сердца. С какой скоростью он ездит, я уже говорила, о напряжённости транспортного потока Москвы и говорить не надо. Я теряю его – минут на десять – на подъездах к Маяковке. Потом обнаруживаю на каком-то возвышении, среди множества народу и лязгу, как в гигантской кузнице. Сам же Вовочка – щёлкает фотоаппаратом. Часа полтора. А потом он едет ко мне.

– Ну что, и где же я был?

Описываю в уверенности: полнейший провал. Ничуть не бывало. В саду «Эрмитаж» снимал рок-концерт.

Вовочка (и вся его команда) был поражён почти до заикания и предпринял ещё несколько подобных экспериментов: и всегда я процентов на девяносто точно описывала обстановку. Тот же гостиничный одесский номер и даже в нём с Вовочкой сидящих, хотя понятия не имела, что он уже успел переместиться в такую даль. Сама при этом я была в Москве и давала интервью по междугороднему телефону.

Ну, кто на его месте не возгордился бы? А Вовочка – тоже человек. Прискорбней – мужчина. Которые, увы, с некоторых пор всем своим поведением требуют, чтобы определение «слабый пол» относили именно к ним (отчего женщины автоматически перемещаются в разряд пола сильного), и относились бережно и трепетно, но поскольку их до сих пор так и «не берегут», они, полагаю, посему не могут упустить ни одного случая ещё раз – даже если и не срочно нужно – самоутвердиться.