Полин Ригель - Синие косточки съеденного яблока

По холодному миру звенит эхо смеха, нервного и лирического. Я поддаюсь настроениям, тоже смеюсь. Устремляюсь глазами в небо и черчу линию от верха до низу. Вижу реку. Опускаю палец. Морозная. Закидываю свою льдину. Стремлюсь по течению. Несет. Уносит. Закрываю глаза.

Мироощущение подозрительно.

Через какой-то промежуток времени просыпаюсь. Жжет разум. Касаюсь макушки. Напекло. Раскрываю глаза. Ускоряю пульс из-за неожиданности ситуации. Льдина тает. Сейчас провалюсь, захлебнусь, носом встречусь с дном и не смогу всплыть, захваченная холодным объятием. Льдина трескается. Кричу. Помогите! Кричат птицы в ответ и уносят крылья. Проваливаюсь в течение. Теплое. Разгребаю воды руками. Что-то тянет ко дну. А! Скульптурки в кармане. В первом и втором. Достаю груз, без сомнения с себя сбрасываю воспоминания вниз. С облегчением восторгаюсь. Живу еще. Вздрагиваю. А берег где? Вздрагиваю. А что за корабль хочет меня потопить?

Я от него в обратную сторону, он за мной пятясь. Сейчас захлебнусь от ужаса.

Эта мощь на меня катит, подхватывает якорем и уносит с собой.

Подставляет меня под солнце капитан пиратского корабля. Спрашиваю: «Вы зачем меня похитили?» Отвечает: «Чтобы ваша дрожь прошла». Задаю: «Вы зачем меня оттаяли?» Сердце жмет. Сейчас упаду.

Командир корабля улыбается. Хватаюсь за палубу. Глаза закатываю.

Не падаю. Стучит. Горячее. Громкое.

Оттаяло. Улыбаюсь. Вижу берег и первый цветок.

Он был влюблен в звездное небо. Ему нравилось изучать, как все устроено в этой сети Млечного Пути, до которой невозможно было дотянуться рукой – только взглядом… Когда-то ему подарили телескоп, и тут вспыхнуло.

Через толстую линзу он смотрел на звезды, которые дрожали от соприкосновения с его взглядом. Ему казалось, что он их поддерживает ресницами, так, на всякий случай, и именно это не дает возможности далеким и светящимся нарушить неземную красоту.

Но среди дрожащих и сомневающихся всегда была звезда, которая светила ярче остальных, и даже при самом сильном ветре космической пыли не перемещала треугольники своих звезд. Он верил в эту звезду, потому что считал ее особенной. Ему казалось, что от ее стойкости зависит весь космический порядок и вся хрупкость космоса. И на самом деле будто бы это она, а не его устремленные в небо ресницы поддерживает паутины сети.

Иногда главная звезда разрешала маленьким звездам падать с неба, когда те находили человека, которому хотели бы подарить желание. Встречаясь глазами с землянином, они скользили из темноты космической в темноту человеческую и посвящали себя одному-единственному полету-горению. Бывало, обманувшись, звезды напрасно падали, ослушавшись наставления главной звезды, очаровывались не теми, и не было радости в их самосгорании, только боль.

Мальчик верил в свою особенную звезду. Большая звезда знала, что это ее землянин, но упасть ради него она не могла, потому что звезды мудрые и не падают и не дарят желаний. Они разрешают лишь любоваться собой издалека. И он был терпелив к такому положению. Мечтая когда-нибудь отправиться в космос и коснуться ее ослепительной красоты.

Шли годы. Всякому надоест смотреть на то, что неподвижно, точно давно умерло. Он реже обращался к телескопу, занимаясь своими земными, важными делами. Звезда, что была в него влюблена, тосковала по своему землянину. Звезда чувствовала не звездную боль, а боль, равную человеческой. Ей хотелось упасть в самосожжении, но она не имела на это права. Звезды настоящие не падают, они исчезают. Тогда звезда исчезла, оставив на своем месте лишь пустоту.

В ту ночь, когда уже не мальчик, а мужчина, стал выискивать через толстую линзу расстояний свою звезду, он пришел в ужас, который отозвался болезненным чувством в груди. Звезды на небе перемешались и дребезжали своими треугольниками в разные стороны, устраивая звездопад из смеха и радости. Бардак. Он искал свою особенную звезду. Он соорудил для нее ракету из мыслей с посланием о скорби. Каждый день, с наступлением темноты, он рвался к телескопу и выискивал ту особенную. И в один из дней ему повезло, он нашел след, на месте которого раньше светила ему она с высоты своего блеска. Послав путь из надежды на ее появление, звезда стала постепенно проявляться. Это было ему прощение.

Каждый заслуживает второго шанса перед своим идеалом. Каждый должен быть терпелив к своему идеалу. В вере, доверии и стремлении к нему. На то он и идеал.

Перешагивая за черту, я теряю ощущение страха. Старт! Без оглядки бег. Спринт. Трасса. Пятками раскаляю холодный асфальт. Бегу и не останавливаюсь. Мысли вместе с ногами несутся опять. Я бегу. Совмещаю спринт и бег на выносливость. Никаких эстафетных палочек не передам. Это мой забег, мои легкие. А впереди – мой финал.

Оставляю позади пройденное. Подпускаю к себе опыт. Воспоминания в мешке из памяти не волоку. Перепрыгиваю через преграды. Радуюсь. Бег превращается в высоту.

Я лечу над городами, стаями. Точный, спланированный самолет. Разрезаю воздух руками. Оборот. У себя же спрашиваю: сколько силы в легких? Сколько страсти в моих ступнях? Тело – бога, разум – воина. Меньшее – не для меня.

И спешат мои ноги вовсю и в полную. Мысли обогнав. Но какой-то камень то ли словом, то ли действием сшибает с плацдарма. Разбитые колени. Время. Терпение. Но я не сдамся. Никогда.

Вот он мир. Оглушенный из-за топота моих шагов. Вот он, мир современных, смотрит. Удивляется, не успевая за мной.

Я пробегала истории прошлого этого мира, я каждый камень толкала под суд. Я любила. Я люблю. Я пробежала новое этого мира. Обогнав свой инновационный век. Я не понимала и не любила, после принятие. И вновь бег.

Зажившие коленки. Я не сдамся. Новая линия. Испытующих страх – восторг. Площади, судьи. Сто шагов, миллион шагов.

Никаким камням не под силу сбить меня навсегда с дорог. Разгоняюсь и с новой силой пробиваю свой потолок. Если мне понадобится передышка, я сама себя остановлю, чтобы рассмотреть окружающее, улыбнуться и опять продолжить свою игру.

Игра в дистанцию.

Старт объективен.

Финал открыт.

Но закрытие будет, только тогда будет, когда кончится дистанция – жизнь.

У меня поселилась птица.

Весна ворвалась в мир. В раскрытые окна моего дома ворвался чистый свежий воздух. Теплый ветер указывал птицам видимый только их внимательному взгляду путь в наши края. Природа просыпалась, оживала. Улыбки облегчения нас настигали, и мы сдавались им со всех подступивших сил.