Николай Шмагин - Не все переплывут реку

Дом имел два отдельных выхода, в одной половине жили мы, в другой – бабушка с внучкой.

Мы снимали у нее дачу несколько лет подряд.

Ее внучка, Ирочка, и наш шалопай Кирилл как-то сразу подружились, и были – не разлей вода. Они вместе играли то у нас во дворе, то у них. Их дружбу не омрачала ни одна ссора. Они с радостью уступали друг другу во всем.

Я работал в Москве, приезжал на дачу в выходные, а жена с сыном жили там постоянно. Иногда они тоже уезжали на день-другой в нашу московскую квартиру в сталинском доме, на проспекте Мира, где их ждала Тамара Федоровна, Олина мама. Помыться, привести себя в порядок, так как не очень любила она деревенскую жизнь, пусть даже и дачную.

Жена была коренной москвичкой с Самотеки, и без Москвы не мыслила своей жизни. Но ради сына готова была потерпеть.

Когда они уезжали, Ирочка сразу же заболевала. Ей становилось плохо, болела голова, горло, и даже тошнило, и мы все не сразу догадались, что это из-за Кирилла.

Когда Ольга с Кириллом возвращались, она сразу же выздоравливала, и мчалась к калитке навстречу, теряя тапки. На щечках появлялся румянец, она смеялась и веселилась вместе с Кирюшей, который тоже преображался рядом с ней, и вместо книгочея, читающего взахлеб днем и ночью, мы видели веселого неугомонного мальчишку.

В один из дней Ирочкина мать привезла ей из Москвы хомяка, и дети сразу же его полюбили. Они ухаживали за ним, кормили, купали в бочке с водой.

Однажды мы увидели, как скорбные Кирилл с Ирочкой сидят на лавочке и тяжко вздыхают. Недвижный хомяк лежал рядом с ними на тряпочке.

– У нас Хома умер, – горестно сообщил Кирилл.

– Мы его в бочке купали, а он захлебнулся, – пояснила Ирочка, и когда Ольга протянула руки к хомяку, в глазах у ребят появилась надежда. Они замерли в ожидании.

В руках у Ольги лежало холодное, окаменевшее тельце хомяка. Но не оправдать надежды детей было невозможно, и она начала крутить, мотать из стороны в сторону, тереть, сгибать и разгибать тельце хомяка.

Неожиданно он открыл глаза и чихнул.

Меня, как и жену, поразило это неожиданное воскрешение. Только дети ничуть не удивились ожидаемому чуду, они схватили Хому, и побежали дальше заботиться о нем.

В соседнем доме проживала весьма странная дачная семейка: муж с женой и тещей, иногда приезжал их сын-десятиклассник, долговязый и угрюмый переросток, и тогда все они щебетали и роились вокруг него, не зная, чем угодить, а он только морщился и отмахивался от них, как от назойливых мух.

Уходил в лес, и долго бродил там, не обращая внимания на то, что его близкие волновались и переживали, поджидая его с обедом или ужином наготове.

Хозяин семейства, Борис, красивый и веселый, с улыбающимся лицом и копной волнистых волос на голове, великан под два метра ростом, был из исчезающей в наше время породы настоящих мужчин; широкие плечи, с крупными руками, кулак – что голова ребенка, добряк. Обо всех он заботился, всем хотел угодить, сделать что-то полезное для дома и семьи.

Еще все спали, а он уже делал зарядку, бегал по тропинке в лес и обратно, затем, оседлав дорожный велосипед, мчался к станции, и покупал у бабушек свежие ягоды для своей любимой Танечки, иначе он ее не называл.

Она к этому времени еще спала. В полудреме выходила из душной комнаты в сад, ложилась в гамак и висела в нем, покачиваясь, время от времени прикладывая тонкую руку к бледному лбу и жалобно, болезненно вздыхая.

«С утра уже устала», – думала она, благосклонно взирая на своего огромного, бронзового от загара, мускулистого мужа, который, бросив велосипед, бежал к ней с кульками в руках.

– Танечка, а это я, прямо со станции. Вот, на, держи. Ягод тебе накупил разных, сейчас сполосну.

Он кидался к бочке с водой возле умывальника, наспех споласкивал то малину с клубникой, то смородину с вишней, крыжовник, и на блюде приносил красиво разложенные ягоды своей даме сердца, как и положено настоящему рыцарю, каким он и являлся на самом деле.

Мило улыбаясь своей доброжелательной улыбкой, за которую ее так любил муж, Танечка целовала его куда-нибудь в большое лицо, и шла по своим делам.

Была она среднего роста, изящная, даже худая, в легких кисейных одеждах, и тапочках на босу ногу. Белесые волосы обрамляли ее бледное, якобы не от мира сего продолговатое лицо, в глазах была какая-то неземная тоска, и даже божья благодать проскальзывала иногда во взгляде ее стального цвета глаз.

За все это ее и любил Борис, боготворя свою жену, и часто носил на своих могучих руках, прижимая к широченной груди.

– Танечка, луна ты моя ненаглядная, ну что еще тебе принести? Ты только скажи, радость моя.

– Да ладно уж тебе, ты не утруждайся. Мне и так хорошо. А знаешь, я бы еще курочку отварную скушала, или цыпленка, целиком, – пробуждался вдруг в ней аппетит, и Борис снова гнал велосипед по дороге на станцию, чтобы купить своей ненаглядной курочку к обеду, а лучше цыпленка, если повезет.

Глядя на эту пару, вспоминалась старая байка:

«Невзрачная жена красавца-мужа отвечает завистливым подружкам: – Когда Бог красоту раздавал, я спала. А когда начал раздавать счастье, я проснулась».

Ее мама, Алевтина Петровна, была женщиной образованной, интеллигентной. Она все видела, всех понимала, и принимала их такими, какие они есть. А что делать?

Иногда она заходила к нам, по-соседски, как к людям, вызывающим у нее доверие и расположенность. Общалась с Викторией Семеновной, разговор в основном шел о литературе, писателях и поэтах, их жизни, сокрытой от глаз обывателей.

Тут уж сама хозяйка, Виктория Семеновна, была на высоте, и выдавала на-гора секреты жизни писательских семей. Да и Ольга, моя жена, знала толк в литературе, так как работала много лет заведующей в книжном магазине, много читала и разговор поддержать могла, как никто. Пили чай с вареньем разных сортов, отдавая особое предпочтение земляничному варенью, или «царскому», сидя на уютной веранде и поглядывая на резвящихся вокруг них Кирюшу с Ирочкой.

Алевтине Петровне было приятно и тепло в нашей компании. Незаметно для себя разговорившись, она как-то поведала нам о том, что Боря с Танечкой учились вместе в одной школе, в одном классе. Сидели на одной парте. После школы поступили в химико-технологический институт, окончили. Всегда они были вместе. Никогда не ругались. Поженились.

– Мы сначала жили бедненько, даже кольца на свадьбу им пришлось купить простые, на золотые денег не хватило.

– Не в деньгах счастье, – скрасила эту часть ее рассказа Виктория Семеновна.

– Конечно, вы правы. Это из-за чудного Бориного характера мы так дружно живем, – улыбалась Алевтина Петровна, хитро поглядывая сквозь очки на слушающих ее необычный рассказ соседей. – Он и мухи-то никогда не обидит, не то, что людей. Всегда в работе, в заботах о семье. Я иногда думаю, за какие такие заслуги бог приблизил нам сначала этого мальчика, выросшего затем в такого мужчину.