Виктор Девера - Храм любви. Книга первая. Надежда

Представьте себе, приходите в магазин и видите эротические торты с сюжетами из древних преданий или куклы, одежду с которых можно снимать и съедать. А еще лучше, если эти куклы – известные личности из шоу-бизнеса и не только. Конечно, из любопытства вы купите как сюрприз и естественно разденете догола. Вот увидели вдруг перед собой обнаженную даму и груди, полные вина. Разве это не заманчиво? Надкусили их, и вас потянуло на подвиг. Естественно, вам захочется большего, и вы начнете искать то, что может быть ниже. Раскупорите или разрежете и достанете оттуда другую куклу или ложку нектара любви. Выпьете его – и любить захочется, хоть на стенку лезь. Разве это не бизнес был бы?

– Ну, ты хватила, – почесав голову, возразил он. – Фантазия фонтаном брызжет. Это могут посчитать не совсем здоровым увлечением, но в кафе любви, которое я бы хотел сделать, могло иметь смысл. Если же любимых героев лепить из шоколада, то я бы никогда не мог бы съесть ни Красную Шапочку, ни Гавроша с Дон Кихотом. Даже от поглощения Бабы-яги с Кощеем Бессмертным удовольствия большого не получил бы, ведь эти злодеи тоже ни одного сказочного героя не съели.

Она отреагировала на его замечание ехидно, сказав, что его фантазии с мифической фирмой «Бабье дело» по своей дерзости ее фантазиям подметки оборвут и кошмарами замучают.

– Тогда в чем же дело, бери кредит и организуй фирму.

– Однако, я боюсь кредитов, да и под честное слово их никто не даст. Ведь я сейчас безработная, и пока приходится подрабатывать пением. Подаяния за песни в метро и электричках могут составить до трехсот рублей в день, а если заниматься регулярно, то это почти семь-десять тысяч в месяц. Хороший мужик ныне зарабатывает, где-то пять-десять. Приходится помогать и детдому, в котором выросла. У меня же там еле теплится хобби, о котором рассказывала, с мастерской по пошиву кукол.

– Надо это развивать, не умрешь с голоду.

– Слишком хлопотное дело для самой и требует мастерства и талантливых помощников, а таковых сейчас нет.

Несколько месяц назад я уволилась с постоянной работы, теперь безработная. Долго искала работу и разочаровалась. Хорошая работа в этом мире возможна только по протеже. Все рекламные компании, обещающие хороший заработок, в основном стараются тебя надуть и ограбить. Я обошла все маркетинговые, дисконтные и сетевые структуры. Они, как и в свое время ваучерные, квартирные и прочие структуры, ищут доверчивых людей или, проще, лохов, а русский народ доверчив в основной своей массе. Это хорошая кормушка для них. Как только государство лицензирует эту деятельность. Видно, его бюрократы тоже в доле участвуют. Государство не защищает нас от мошенников, а само требует, чтобы мы его защищали, вот народ и готов из него бежать. Я уже разуверилась во всем от того, что вижу, как-то там, то тут все стараются друг друга надуть.

Государственники бюджет режут, воруют и без откатов ничего не пропускают, душат на корню. Сейчас, если никого не надуешь, то быстро и не разбогатеешь.

– Что думаешь делать дальше, так и будешь продолжать петь и спонсоров искать?

– Не знаю. Я работала в одном закрытом городке государственной фирмы, куда даже из кремля заезжают, и обслуживала и в доме приемов, и его магазине, очень крупное начальство. Работала, как прокаженная. График – два дня работаешь, два дня отдыхаешь, но уважения к своему труду не чувствовала. Если исходить из норм обслуживания, то нас там должно было быть в два раза больше, так как в таком же заведении идентичного городка, где, видно, числились одни блатные, их было больше, чем нас. Похоже, у нас и там разные штатные расписания утверждали. Неизвестные люди и у нас числились, но фактически их не было, и мы за них работали, но деньги п за этих «подснежников» получали не мы, а начальство.

– Похоже, ты по натуре непримиримый тип, а таким всегда и везде нелегко, – со снисходительной усмешкой молвил он. – Как у Христа за пазухой не проживешь. Да и я, наверно, такой же, – признался он и, чтобы не акцентировать ее внимание на этом, добавил: – Там, наверно, постоянные банкеты приходилось обслуживать?

– Бывали банкеты, они за полночь продолжались, и утром отсыпались, а мы, как рабы, к десяти часам снова на работе. Им плевать, выспались мы или нет, не хочешь – увольняйся, выжмут как лимон и других примут. Даже ревизии нам устраивали в ночное время, чтобы утром мы уже работали. От такой нагрузки и переутомления у нас один водитель за рулем уснул, въехав в витрину магазина. Убытки страшные, а они на этом списали еще больше. Сначала нас по медицинской части в их закрытой поликлинике обслуживали, а потом, как чернь, исключили из списков этих услуг. Пожаловаться нынче некому. Профсоюзов нет, или они так же своим бизнесом занимаются. Заставили даже санитарные книжки оформлять за свой счет. Вот и приходилось платить, но компенсировать наши затраты они не собирались – все, видно, карманы себе набивали.

У них все посреднические фирмы прикарманены были и спокойно перепродавали государственное добро, вроде газа. Миллиарды меж собой только делили, те, что на руки от народных государственных фирм налипают, горбатить нас заставляли, а платить нормально не хотели. Почему государство посредническую деятельность не запрещает и Госбиржу товаров не организует, где спекуляция была бы запрещена, чтобы народ не обдирать?

Он не стал отвечать на этот почти риторический вопрос, да и вопрос был, скорее, не к нему, а к самой себе. Она, видимо, тоже не ждала ответа и продолжала:

– Не понимала я этого, да и сейчас не понимаю, но чувствую, что-то у нас не так. Нет действенного народного контроля, не подчиненного действующей власти, хотя бы наподобие профсоюзов или церкви, хотя и они не обделены личной наживой и могут хапнуть. А вот власти, которая не имела никакой своей собственности, кроме мундирской чести, в мире нет.

Только я думаю, когда-нибудь такая народная власть будет. У меня даже марш написан для народа, который отстранен от влияния на власть. Он так и называется: «Марш отстраненных». Я имею в виду отстраненных от влияния на власть, чтобы не прибегать к бунтам. Она взяла гитару и тихо стала напевать: