Альбина Гумерова - Дамдых (сборник)

Но спали дети. И чтобы не свихнуться, Ирек крепче обнял тестя и плотнее стиснул зубы. И двое мужчин, которые во мраке сруба казались медведями, оплакивали теперь разных женщин – каждый свою любимую.

– Скажи, моя девочка, ты хотела бы… Тебе ведь нужна… мама? – Взяв нож и картошку, Ирек присел рядом с дочерью.

Амина взглянула на отца как на сумасшедшего и опустила почищенную картошку в миску с водой.

– Пап, ты опять пьяный? Зачем нам новая мама? Я свою маму люблю.

– Я тоже ее люблю… Но…

– Ты, что ли, влюбился в кого-то?! – Амина испугалась, что одной из одиноких учительниц удалось сблизиться с ее отцом. – Это Наталья Петровна?!

– Наталья?.. Нет! Просто… я смотрю на тебя… И подумал, что, если бы у нас была мама, ты могла бы играть, в гости к подружкам ходить. И уроки делать.

– Значит, ты ни в кого не влюбился?!

Ирек мотнул головой, и Амина весело взяла очередную картошку. Из-под девчачьих рук быстро выполз коричневый серпантин и упал в помойное ведро.

– Поверь, с новой мамой нам будет плохо, – сказала девочка. – Я никого не хочу. И ты не хочешь! Мы не будем нашу маму предавать!

Ирек сидел, широко расставив ноги. В ведре плавала какая-то зелень и оранжевые морковные очистки. Амина развеселилась и запела, хотя обычно делала домашнюю работу молча. Девочка летала от плиты к холодильнику, гремела посудой и вдруг очутилась у отца на коленях. Ирек даже вздрогнул от неожиданности и развел в стороны мокрые руки.

– Папочка! Я так люблю тебя!! – Амина крепко обняла отца и расцеловала. – Нам никто не нужен, правда?

Ирек отложил нож, вытер руки и погладил дочь по голове:

– Ты просто сказок про злых мачех начиталась. А в жизни…

– Не-е-ет! – вдруг закричала девочка. – Нет-нет-нет!!! Я буду хорошо учиться! Ты из-за этого, да? Обещаю! Я буду без троек! Могу и отличницей стать! Спорим?! – А мина протянула руку отцу. Но он ее не пожал, а приложил ладонь дочери к своей щеке. Но девочка, будто уколовшись о щетину, отдернула руку и снова резким движением выставила ладонь.

– Спорим? – жадно уставилась отцу в глаза.

– Спорим…

Давненько Венера не появлялась у Суфии. Готовая блузка ждала ее на безголовом манекене. Жирно обведенное число в блокноте неумолимо приближалось. Танцоры названивали – торопили швею. Суфия целыми днями строчила. Забросила своих птиц, и они караулили ее, а самые нетерпеливые время от времени стучали клювом в окно.

– Голубки мои, потерпите!

Суфия подняла голову. Венера стояла за окном и клевала пальцем стекло.

– Заходи! – крикнула Суфия.

Но Венера отвернулась, и тут же затылок ее резко исчез.

Суфия набросила пальто и вышла во двор. Голуби и воробьи быстро слетелись на крыльце.

– Нету, нету пшена. Кончилось. Шамиля послала в магазин.

Венера порылась в карманах и кинула птицам маленькую горсть семечек. Суфия присела на лавку рядом.

– Вы продайте ее. Никуда я не иду, похоже…

Женщины глядели на птиц, которые суетились возле ног, выпрашивая еще. Венера сидела, вытянув ноги и держа руки в карманах.

– Размечталась! Куда мне! – горько усмехнулась она. – Вы меня простите, время у вас отняла. Я заплачу.

С годами Суфия, на беду свою, а может, на счастье, стала слишком хорошо разбираться в людях. И поняла еще на свадьбе, что тот мужчина никогда, ни за что не променяет свое удобное одиночество, позорное благополучие на настоящую семью. Желание любить угадывалось в Венерином голосе, во всех движениях, во взгляде. И это пугало мужчин. А может, не только это. Может, Венера расплачивалась за грехи предков. Ведь бабка ее была необыкновенной красы. Все мужики были в нее влюблены. Поэтому и не было в поселке ни одной счастливой семьи. А еще она тайно делала бабам аборты. Попробовала разок-другой на себе, и понеслось. Так и закончился бы их род, если б однажды не прискакал один торговец. Он продавал платки. Стучался в дома, повязывал женщине платок, подводил к зеркалу и принимался нахваливать. А Венерина бабка сразу его выставила, даже слушать не стала. Но он это дело так не оставил. Каждый день приходил. Однажды красавица вышла к нему, поедая яблоко и… совсем голая. Думала, что мужик застесняется, замнется, покраснеет… А она от души расхохочется ему в лицо, и он навсегда к ней дорогу забудет. Но торговец ничуть не растерялся, схватил красавицу, унес туда, откуда лошадиное ржание доносилось…

Говорят, она влюбилась в того торговца, которого никогда больше не видела. Родила сына, тосковала, ждала торговца до старости. Очень быстро огонек в ее глазах потух, вся она будто бы ссохлась и стала обычной деревенской бабой на радость остальным.

– Сколько с меня? – спросила Венера.

Вдруг на носок ее сапожка присела голубица. И принялась ворковать, наклоняя головку в стороны.

– Забери себе и носи на здоровье, – с казала Суфия. – Ты глянь, не боится. – Она вытянула руку.

Голубица смотрела-смотрела, вспорхнула с сапога и осторожно села на руку.

– Ладно, – выдохнула Венера, – пойду я.

И резко встала. Птица взлетела, шумно захлопав крыльями. За нею дернулись и остальные.

– Ах! – Венера застыла на месте. – Вы слышали? Взмахи крыльев? Я первый раз так близко слышу… Как хорошо им! Захотели – полетели.

– Венера. Я хотела кое-что показать тебе, – сказала Суфия.

И повела ее через двор к приставной лестнице. Венера посмотрела вверх, на маленькую синюю дверцу, возле которой заканчивалась лестница. Суфия крепко обхватила сосновую перекладину. На самую нижнюю встала нога в калоше. Наверху Суфия раскрыла небольшую чердачную дверь, пригнувшись, вошла и на мгновение исчезла. А потом весело выглянула:

– Ты лезь, не бойся. Эту лестницу мой сын сделал. Она крепкая.

Венера тоже взобралась.

– У вас и чердак-то не как у людей! – восхитилась она. – У меня там черт ногу сломит. Паутина, пыль. Я туда лет шесть не поднималась.

От маленькой дверцы до противоположной стены лежала ковровая дорожка с залысинами в нескольких местах. В дальнем углу друг на дружке стояли ящики и коробки. Справа – самодельный лежак, покрытый байковым одеялом. Рядом перевернутый деревянный ящик. На нем, на запыленной, когда-то белой, вязанной крючком салфетке стоял крошечный телевизор с выпуклым экраном и длиннющей антенной. Протянута проволока, на которой висела цветная, поеденная солнцем занавеска. Венера вздрогнула, потому что увидела чучело на стуле. Ноги его были бугристые – в старые штаны неравномерно напихали разных тряпок. Куртка, изображающая тело, напротив, хилая.

– Это наш домовой, – пояснила Суфия. – Когда дети не слушались, я говорила, что домовой заберет их на чердак и в дом больше не пустит.