Валентина Нестерова - О любви моей расскажет вечность

– Небесная логика – начать знакомство с последнего моего воплощения, – ладонью просканировав ячейки «початка», выманил другой диск Магистр, прочитал: Русь, год Белого Филина, – задумчиво произнёс, – в этот год я, один из двенадцати волхвов северного рая, которому доверили хранить суть Слова, солгал, потерял голос, за что природа заблокировала азбуку фауны и флоры в моей голове, лишила меня силы влиять на траектории метеоритов…

– Предлагаю все диски забрать! – испугалась его тайной маяты Маша.

– Все на флэшку не поместятся, – ещё погружённый в себя, возразил Магистр, – ты иди, погуляй меж черёмух, а я скачаю, что смогу.

– Хорошо, – прощальным взором окинув «архив» своей души, оставила она его одного.

Воздух показался живым, весёлым, вкусным. Любящим.

Ей всегда хотелось быть любимой. Без всяких причин. Просто потому, что она есть, и хочет жить, несмотря на тьму разочарований.

«Не хочу быть брошенной, несчастной, мёртвой!» – отчаянно заявила душа.

Но кто-то подсказал: извилины не воспринимают частицу «не».

И тогда её мозг, одному ему ведомой азбукой, просигналил миру: Хочу быть желанной, свободной, живой!

И обострилось обоняние, опьянило ароматом цветов.

Слух зафиксировал призывный сигнал черёмуховой аллеи.

Она пошла на этот зов, и снова, как в детстве, душистые гроздья цветов напомнили ей башенки ванильного эскимо.

– Наши плоды черны на цвет и вяжут на вкус, но обладают волшебной целебной силой, – на понятном ей языке сообщила древняя на вид черёмуха.

– Зло и ложь – супруги навек. Добро и правда – супруги навек. Их брак зарегистрирован на небесах, – сурово продекламировала её соседка слева.

«В детстве мама пугала вездесущими хоками , теперь смерть угрожает японскими хокками …» – грустно удивилась игре слов и букв Маша.

– Рано тебе ещё умирать, – прямо в руки метнула ей ветку с набухшими почками соседка справа, – бери на память, и домой!

– Привей этот побег к кусту, который посадил под твоим окном Андрей, – посоветовала черёмуха в середине аллеи.

– Откуда вы знаете? – удивилась Маша.

– Нам сверху видно всё, – призналась буйно цветущая особа издалека.

– С таким мужчиной и жизнь свою скрестить не страшно…

Странно, она сама не раз спрашивала: кто такой, этот Веснин?

Появился в школе за неделю до начала учебного года, да ещё на видавшем виды американском джипе. И сам из себя: высокий, подтянутый, глаза умные. Директриса, естественно, растаяла, забрала у неё лишние часы, отдала ему параллельные старшие классы: соревнуйтесь!

Не враг, но соперник.

Не закрыт, приоткрыт. Из скупых рассказов о старшем брате-спонсоре стало ясно: может себе позволить быть свободным историком! Копать землю в археологических экспедициях, исследовать артефакты в музеях, корпеть в архивах.

«Разлетелись мои пращуры по свету, как зонтики одуванчиков…»

«Пращуры» – резануло слух, не динозавры же! Потом выяснилось, его корни уходят в четырнадцатый век.

«Я отпрыск русско-польско-французской любви, генеалогическое древо которой имеет кудрявую крону, – подшучивал он над собой, – ищу собратьев по крови, и следы одного из них привели меня в этот город…»

Это всё, что она узнала о нём, и остались бы они доброжелательно стимулирующими друг друга к профессиональному совершенству коллегами, если бы не злополучная вечеринка в честь Восьмого марта…

Женский праздник в женском коллективе священен. И надо же, когда все отпустили тормоза, у неё до помутнения рассудка закружилась голова.

Андрей оказался рядом.

– Ничего страшного, это шампанское, – еле пролепетала она.

– Я провожу вас, – не спросил, не предложил, констатировал как данность он.

А через неделю в учительской она потеряла сознание.

И снова он рядом. Записал на томографию головы, первым узнал диагноз – неоперабельная опухоль мозга, остался месяц, не больше.

В тот день и посадил саженец черёмухи под её окном…

Лёгкий хлопок закрывшейся двери спугнул воспоминанья.

– До пятого тысячелетия скачал, – довольным тоном сообщил Магистр, твёрдо произнёс, – пора домой!

– Здесь хорошо, – почему-то оробела она.

– Санаторий, – согласно кивнул он, протянул руку, – вернёшься, когда эту жизнь до конца проживёшь.

И снова внизу полотно в стиле сюрреализма: отсутствие сюжета, свобода ассоциаций, гегемония бессознательного.

«Я думаю, ташизм возник как живописное сопротивление фашизму», – сказал как-то Андрей, всматриваясь в цветовые пятна на картине, которую он принёс на урок по теме возникновения гитлеровского режима в Германии.

«Не знаю, возможно» – ответила она, почувствовав себя проигравшей.

«Может, и твоя болезнь – его победа?» – шепнул кто-то на ухо.

Она огляделась: рядом был только Магистр, сосредоточенный, вернее сказать – замкнутый.

«Вот к кому нужно ключик подобрать, а то всё Андрей, да Андрей…»

– Ты хотела о чём-то спросить меня, спрашивай, – будто прочёл её мысли Магистр.

– Если Бог – Информация, то на экране бытия я – всего лишь пиксель? – вдруг, будто сам по себе, слетел с её языка странный вопрос.

– Минимальная единица? – задумался Магистр и, грустно улыбнувшись своим мыслям, ответил, – я бы сказал: Бог – Автор, а человек одновременно Режиссёр, Актёр, Суфлёр.

– Суфлёр-то зачем? – удивилась Маша.

– Помнить: что хорошо, что плохо.

– Что-то вроде совести?

– Со весть – согласие с Вестью, – туманно ответил Магистр.

– А если Суфлёр возомнит себя Автором?

– Знаю одного такого доисторического хакера…

– Вмешался в вашу жизнь? – догадалась Маша.

– Сам себя заразил вирусом лжи…

– А мой Суфлёр?

– Указал самый трудный из всех путей, путь…

– О чём вы? – досадливо поморщилась она.

– Узнаешь, когда прочтёшь файлы, кстати, они написаны не на скорую руку, и читать их надо не наискосок, – ненавязчиво посоветовал Магистр. – А сейчас взмахни веткой черёмухи, она послужит нам парашютом.

Маша исполнила просьбу, и тот час же под ними появилась «перина» разряженного света с плавающими золотыми искрами.

А ещё через миг она ощутила себя под потолком собственной спальни, увидела, с каким ужасом трясёт её безжизненное тело дочь: Маша, не умирай!

Маша – первое слово Лады.

– Скажи: мама.

– Маша.

– Я твоя ма-ма.

– Маша!

И так все тринадцать лет: Маша, в лучшем случае, Машенька.

– Возвращайся, – отвлёк её от воспоминаний Магистр.

Она послушно проскользнула в щель между лобной и макушечными костями, и чуть не вылетела обратно.

Какими же тесными и душными показались ей оковы тела!

«Если бы не Лада…» – мелькнула крамольная мысль.

– Машенька, пожалуйста, – теряя надежду, всхлипнула дочь.