Валентина Нестерова - О любви моей расскажет вечность

Маша открыла глаза: я вернулась, дочка…

– Как же ты меня напугала!

– Всё хорошо.

– Если тебе что-то нужно, скажи…

– Я бы ещё поспала, – призналась Маша.

– Тогда я пойду, но, если что… – взглядом «всё для тебя сделаю» пообещала Лада.

– Я позову.

Когда за дочкой закрылась дверь, Маша встала с постели, огляделась.

Магистра не было.

На прикроватной тумбочке лежала флэшка.

«Собрание сочинений по мотивам моих воплощений» – безучастно подумала она, отмечая: голова не болит!

И вдруг!

Страх, удивление, сомнение, надежда, восторг – всё смешалось.

Неужели она узнает правду о себе? И наконец-то согласится со словами Цветаевой о том, что единственная обязанность на земле человека – правда всего существа, с которыми часто спорила, потому что не понимала их.

А теперь у неё появился шанс…

«Ну, же, смелее!» – будто за кадром прозвучал голос Магистра.

Она подключила флэшку, по экрану ноутбука поплыли знаки в виде геометрических фигур, похожих на те, с помощью которых на зреющих полях неведомые суфлёры посылают подсказки землянам.

«Время похоже на клубок пряжи, не знаешь… куда попадёшь…»

Когда кто-то невидимый рядом обречённо вздыхает, становится не по себе.

«Первый файл, четырнадцатый век, конец моего земного пути…»

– Если не хотите, я… – не придумав, чем успокоить Магистра, оборвала фразу Маша.

«Всё логично. Но сначала, не в качестве оправдания… – неожиданно материализовался он, – позволь рассказать тебе историю моей любви…»

– Конечно! – обрадовалась она снова видеть его…

– Мне было уже за пятьдесят, Софи чуть больше двадцати. Солнце выглядывало из-за туч, посмотреть на её красоту. Бутоны роз распускались при её приближении. Она была женой старого рыцаря, который семейным ссорам предпочитал баталии на поле брани. Но Софи не тяготилась своим положением: страсть была ей неведома. Я же, когда увидел её похожие на лесные фиалки глаза, превратился в костёр. Семь рыцарских добродетелей, коими я владел без сомнения, вдруг показались пресными, как крестьянские лепёшки.

Весна ещё не превратилась в лето. Кроны деревьев плели свои кружева. Весело щебетали птицы.

– Кажется, твой Бубенчик влюбился в мою Красотку, – засмеялась она, когда мы пришпорили своих коней на лесной поляне.

Нас же потянуло друг к другу в сто крат сильней. В сравнении с любовью к женщине, любовь к Богу – бесплотное умствование.

– Ты плачешь? – спросила она, когда я благодарно поцеловал её.

– Это роса.

– Это живая вода, она заживит мою рану, – губами собрала она мои слёзы.

– Не смогу ранить тебя.

– Тогда завоюй!

– Мой генерал готов к сражению, – мысленно попросил я Бога простить меня за буйство чувств.

– Это и мой генерал, – осыпала она нетерпеливого вояку поцелуями.

– Иди ко мне, – снял я с её иссиня-чёрных рассыпавшихся по плечам волос белое с перламутром перо.

– Господь благословил нас, – обрадовалась она.

– Это голубь, – не смог скрыть сомнения я.

– Это знак! Мы с тобой будем как вольные птицы, я уйду от мужа…

– Король не отпустит меня.

– Не говори так, – снова стали мы одним целым.

Её сердце билось так же, как и моё.

Две птицы в клетках.

«А не послать ли всех к чёрту! – подумал я. – Подхватить Софи, ускакать с ней на край света, построить замок в горах, не разлучаться ни на минуту…»

Каким же счастливым я мог быть.

Но вернулся её муж, наша инспекция кончилась, и…

Через четверть века я оказался в темнице Тампля. На цепи, как пёс.

Впрочем, Филипп любил своих собак, а пятнадцать тысяч тамплиеров истребил как саранчу…

Судьба явно посмеялась надо мной, вернее, утёрла нос. Командовал армиями, правил провинциями, достиг власти выше королевской, и! заключён в башню, которую сам же построил.

Семь лет допросов, пыток.

Всё тело – незаживающая рана.

Не хватит слёз, чтоб исцелить её.

Разве что, слёз Софи…

«Где она? Что с ней?» – подумал я, слабея.

И вдруг услышал шаги.

Массивная дверь заскрипела, открылась.

За спиной тюремщика стояла…

Она приходила ко мне иногда, но во сне…

– Мне обещано свидание наедине, – сунула монету конвоиру Софи.

– Да, мадам, советую не подходить к нему близко, злоумышленник часто впадает в бешенство, чего доброго задушит вас цепью…

– Ступай, а то я задушу тебя своими руками!

– Да, мадам, – обиженно ретировался тюремщик.

– Жак! – метнулась к моему каменному ложу Софи, припала к цепям, целуя их. – Жак, как же это?

– В твоих глазах всё ещё цветут лесные фиалки, – через силу улыбнулся я.

– Ты совсем седой, – взяла она мою руку, хотела прижать к своей щеке, но увидела: большой палец раздроблен, почувствовала: кисть мертва от боли, и только воскликнула, – о, Боже!

А мне пришла мысль: вдруг король послал её отомстить за отвергнутую любовь, и эта пытка куда хуже дыбы и «испанского сапога».

– Я не заслужил такого подарка…

– Подарка? – волнуясь, переспросила Софи. – Если хочешь, я отдам тебе то перо, которым, помнишь, Господь благословил нашу любовь. Я всегда ношу его с собой.

Вот она, казнь: из груди вырвали сердце с тяжким грузом измены.

В ответ я только вздохнул.

– Хочешь воды? – спросила она, оглядывая темницу.

Я взглядом указал на большую деревянную лохань.

Она пододвинула её ко мне. Я нагнулся над слегка взбаламученной водой как над зевом колодца, увидел незнакомого столетнего старика, закрыл глаза.

– Я пришла сказать, что у тебя есть сын, такой же отважный и красивый, как ты, – сказала Софи.

– Сын? – не поверил я.

– Мы с ним были сегодня… рядом с тобой, на паперти…

– Прости! – с отчаянием посмотрел я в её отважные глаза. – Меня обвиняют в предательстве короля и папы, а я изменил сыну и той, что мне дороже жизни…

– Я никогда не переставала тебя любить, – вытащила она из тайного кармана меховой накидки пожелтевшее от времени перо, – верни его Богу и спроси, почему он не любит людей, которые любят…

– Мадам, лучники идут, – просунул голову в дверь тюремщик, – мессира повезут на казнь.

– Я пойду с тобой, – обняла меня Софи.

– Судьба преподнесла мне королевский подарок, – обвёл я голубиным пером овал любимого лица.

– Я прощаю тебя, – сказала она.

Магистр замолчал.

*«Ой!» – невольно вскрикнула Маша, увидев на экране ноутбука чётко очерченную, цвета электрик рамку с широкой светлой полосой внизу.

– Всё, мне пора, буду нужен, позови, – заторопился Магистр.

– Спасибо, – хотела обнять его Маша, но он снова стал невидимым, и она растерянно добавила, – за азбуку мозга.

Ей бы хотелось подумать, «обглодать» событие, как это она любила делать, но её внимание снова привлекла ярко-синяя рамка, которая вдруг стала дробиться на мини-экраны. Она даже успела посчитать их: двенадцать, прежде чем на каждом возникло изображение…