Владимир Колосков - Мидгард. Часть 1

– Ты про нас или сектантов? – уточнил Мельхиор.

– Про всех! – ответил пленник. – Гореть всем на кострах!

– Про всех, кроме себя единственного, – с сарказмом подытожил волшебник.

– Как ты оглушил меня через шлем? Каким колдовством? – буркнул пленный.

– При ударе сюда, – Расул встал над пленником, поднял трофейный паладинский шлем, чтобы тому было видно, и указал на нижнюю заднюю часть железной стенки, – он идет вот так и бьет в уязвимую точку черепа, прилегающую к мозжечку. Это военный всаднический шлем, его форма рассчитана на лучшую защиту от режущих мечных ударов при лобовой атаке. В охране же знают, что обезопасить себя от коварных ударов сзади, которым более всех атак подвержена ночная стража, можно только шлемом с шейным удлинением в виде цельной пластины, а не с лоскутом кольчуги. Ты бы знал это, воин, если бы больше упражнялся с оружием, чем со словами.

– Твоя школа ему больше не пригодится, – остановил лекцию Мельхиор.

– Тогда допросим его, – предложил Расул, отложив шлем и хищно потирая ладони. – Забьем ему рот тряпьем. Соседи не отличат его крики от стонов больного Паласара, а бараний жир еще не остыл, – он указал на котелок, подогревающийся на печке, куда начальник стражи подбросил свежие поленья.

– Не стоит трудов, – остановил Расула Мельхиор. – Я уверен, что это упертый фанатик и он ничего не скажет, не в первый день уж точно, а времени у нас не так много.

– Ничего не скажу, хоть кожу сдирайте! – подтвердил пленный.

– Я ведь могу! – угрожающе произнес Расул, попробовав на подушечку пальца остроту кинжала: затупился. Расул сел на пол, скрестил ноги и принялся водить клинком по обломку точильного камня.

– К тому же он не может знать ничего ценного, – продолжил Мельхиор хитроумную игру, которую только что сообразил. – Этот вооруженный бродяжка лишь пешка в большой игре, всё, что он знает про орден, так это пару плохо выученных обетов. Их не посвящают в высшие тайны, я уверен, что наш милейший Теодорих (Мельхиор запомнил ложное имя Паласара) знает про орден паладинов больше, чем этот второсортный мечник.

– Я знаю всё! Многое! – не выдержал сравнения пленный. – Но вам ни слова не скажу.

– Вот если бы мы притащили капитана, хотя и он ничего не знал. Такова структура всех эзотерических орденов и групп. Они вслепую используют рядовых членов, повсеместно обманывая их и вводя в заблуждение, – вздохнул Мельхиор, обращаясь как бы к Паласару.

– Не клевещи на наш святой орден, плешивый козел! И не порочь своими устами имя нашего храброго полководца! Что вы сделали с сэром Родериком Могучим?

– Я повесил его под радостное ликование толпы, – подал голос Расул и под нос себе добавил, – совсем как в годы отцветшей юности.

– Не перебивай нас своими глупостями, – увещевал паладина Паласар, чтобы обострить в нем противоположное желание сопротивляться своим захватчикам и говорить, когда его не спрашивают. – Пленный не говорит без спроса, не задает вопросов, а только отвечает, когда к нему обращаются. К тебе кто-нибудь сейчас обращается?

– Я готов биться об заклад, что этому несчастному обманутому не известно даже имя главы ордена, – предложил спор Мельхиор.

– Я бы принял твой заклад, – вздохнул Паласар, – если бы не был уверен ровно в том же самом. Откуда ему знать?

– Его зовут Рудольф Бец! – выпалил оскорбленный пленник.

– Никогда не слышал о таком, – Паласар принялся грызть ноготь.

– Я тоже не слыхал, бродяга какой-то, – согласился волшебник.

– Рудольф Бец – величайший человек, которого скоро признают святым! Он посвящен в такие тайны, какие колдунишкам вроде вас неведомы! Ему ведомы проходы в ад и на небо, а вы все отбросы, которых пожрет огонь очищения! – не выдержал пленный продолжающихся издевательств Мельхиора и Паласара, которые жгли его сильнее, чем обжигал бы Расул, будь у него возможность взяться за любимый бараний жир.

– Гипотетически предположим и временно допустим, что есть какой-то Рудольф Бец, – и бровью не повел Мельхиор, услыхав про проходы, – тогда уж всяко очевидно, что этот несмышленыш не видал его. Ему задурили глупую головку, сказав первое попавшееся имя. Готов вторично биться об заклад, что он никогда не видал этого Беца.

– Ты проиграл все свои заклады, нечестивый чернокнижник! – распалялся пленный. – Я видел нашего верховного предводителя! Своими глазами видел, как тебя сейчас!

– Урод какой-нибудь, – снова подбросил хворосту в костер болтливости Мельхиор. Паласар отвернулся и прикрыл лицо руками, чтобы улыбка, которая против всех усилий растеклась по его бледном лицу, не испортила настрой пленного.

– Он красивейший из людей! Белокурый воин, одним взглядом голубых глаз испепеляющий врагов веры!

– Вот видите, всё врет! – не уступал Мельхиор. – Если бы он видел этого Беца, в чьем самом существовании мы до сих пор не уверены, то он мог бы сказать, где он его видел, а этот несчастный, которого столько водили за нос, не может этого сказать и сейчас начнет запинаться и выдумывать.

– В Ютландии! Я видел его своими глазами в Ютландии, в твердыне нашего ордена! – глотая слова от нетерпения, выкладывал пленный. – Я видел его окруженного такими же святыми воинами веры, как и он сам! Я слышал его напутствия. Я слышал из его богоугодных уст и твое мерзкое имя, Мельхиор. Он знает тебя, и тебе лучше спрятаться в глубокую выгребную яму, пока он не нашел тебя!

– Ты был прав, Мельхиор, – Паласар собрался с силами и почувствовал, что теперь может противостоять смеху и ни одна неуместная ухмылка не заползет на его губы. Потребовалось немало душевного напряжения, чтобы стереть с лица улыбку и взять требуемый серьезно-озабоченный тон, но рассказчик историй выиграл эту битву. – Этот несчастный слепец ничего не смыслит в страноведении. Ведь если бы он и правда хоть раз ступал на землю Ютландии, то он бы сказал, происходила эта встреча к северу от Лит-Фьорда или к югу от него, но судя по его низкому лбу, который еще со времен античности считается верным признаком невысокого ума, он даже никогда не слыхал про Лит-Фьорд и сейчас в страхе, как пойманный за шалостью ребенок, выдумывает, как бы выскочить из той ловушки, в которую его завела ложь, столь постыдная для человека, в чьей этической доктрине так часто звучит слово «истина».

– Конечно, к югу, пустомеля! – в очередной раз проговорился пленный. – К северу от Лим-Фьорда только коров пасут! И пролив называется Лим, слышишь, Лим-Фьорд!

– Но и к югу от него крупных поселений не так уж много, – Паласар искусно и вовремя подхватил тонкую игру допроса. Рассказчик историй знал о странах и землях много больше Мельхиора. Волшебник не забивал память посторонними названиями и не смог бы так аккуратно подводить пленного к точному месту, как это удавалось Паласару. – Уж не в пастушьей ли хижине располагается твердыня паладинов, ведь так и придется заключить на основании твоей невинной лжи.