Владимир Колосков - Мидгард. Часть 1

– В Орхусе! Это было в Орхусе! В оплоте истинной веры! Ты не слыхал разве об Орхусе, жалкий сарацинский прихвостень безродного чернокнижника?

– Ах, вот оно что? – притворно задумался Паласар. – Тогда всё верно, точнее, всё ложь. Это точно не могло случиться в Орхусе. Как бы могло всё, что ты говоришь, произойти в Орхусе, ведь там есть порт, церкви, ратуша, но я ни разу не видал крепостей? Ни паладинов, ни каких прочих.

– Я не говорил про крепость! Я говорил про твердыню. Это происходило в монастыре! На острове!

– Думаю, довольно, – остановил допрос Мельхиор. – Нам надоело на каждом слове ловить тебя на лжи. Твои речи годятся разве для того, чтобы унавоживать ими землю. Как я и сказал вначале, ты ничего знаешь, поэтому бесполезен для нас и сейчас умрешь, поскольку теперь ты узнал о нас больше, чем мы о тебе.

Волшебник сделал странную фигуру пальцами правой руки, и один из обрезков веревки, который остался от привязи Паласара, ожил. Конец вскочил на кровать и по-змеиному подполз к голове пленного. Затянувшись на шее, он начал медленно душить беспомощного паладина. Когда его глаза закрылись, Мельхиор остановил веревку. Волшебник склонился к пленному, посмотрел на пульсирующий сосудик, вздувшийся на виске, послушал тихое дыхание паладина и провозгласил:

– Умер! Status mortis.

– Мир духу этого несчастного лжеца, – притворно вздохнул Паласар, также прекрасно видевший, что паладин лишь притворился задушенным.

– Давай заколем его для верности, – предложил Расул, так и не понявший замысел волшебника. – Я никогда полностью не доверяю удушению.

– Если я говорю умер, значит, умер. Он был бесполезен для нас, только время потеряли. Хорошо, что они направились за мной. Пока они преследуют нас, идут по ложному следу. Им следовало бы отправиться за Мерлином на север. Ведь именно у него то, что они ищут, а он уже, почитай, добрался до Норвегии. Там им его никогда не сыскать, а теперь поспешим за нашими лошадьми, здесь больше нельзя оставаться.

– Куда мы поскачем? – спросил Паласар.

– В замок сэра Кормака, – Мельхиор в очередной раз подкинул пленному ложный след. – Приметы, которые были у паладинов, в точности повторяли приметы, которые были составлены сэром Кормаком для дарственной на мое имя. Он решил меня предать и поплатится за это!

– Не будем откладывать! – распахнул дверь Паласар.

– Убьем предателя! – подхватил Расул, до сих пор принимавший слова Мельхиора за чистую монету.

Мельхиор для большей достоверности оставил на груди пленного серебряную монетку с запиской «на погребение». Расул подхватил мешок, в который загодя собрал немногочисленные пожитки, что оставались у них с Паласаром после кораблекрушения, и они втроем вышли из хижины.

– Не понимаю, почему мы делаем совсем не то, что ты говоришь, – пожаловался Расул. Неожиданно для него они пошли не к лошадям, которых в этот поздний час было и не раздобыть, а по направлению к гавани. – Мы не будем мстить тому неверному, что передал твои приметы паладинам?

– Нет, я сомневаюсь, что он сделал это и что это было сделано добровольно. Приметы, кроме рыцаря, знал поверенный в делах рыцаря. Если я узнаю, что он вступил в сговор с паладинами, ему не жить, но пока рано судить об этом. Замок могли захватить или… – Мельхор огляделся по сторонам, – нас же выходило трое?

– Паласар? – вслед за Мельхиором огляделся Расул.

– Вот он, – указал волшебник в сгущающиеся сумерки. Посмотрев по его руке, Расул увидел привалившегося к колодцу рассказчика историй.

От колодца Паласара пришлось тащить в гавань на спине. Хмель и усталость, удвоенные жаркой духотой каморки и удесятеренные болезнью, добрались до его головы, и он прямо на ходу мирно заснул крепким сном выздоравливающего. Расул взвалил храпящую ношу на спину, как раньше паладина. Рассказчик историй был куда легче и не утяжелен доспехами, поэтому Мельхиору не пришлось подменять стража: Расул легко дотащил спутника до порта. Он уже понял, что слова волшебника про лошадей предназначались одному пленному, который был намеренно оставлен жить. На самом деле Мельхиору нужен был корабль.

– На чем мы выйдем в море и куда поплывем? – спросил Расул из-под ноши.

– Ваша барка еще торчит на мели, – ответил волшебник. – На ней и пойдем.

– Как мы сдвинем ее и как починим?

– Я все-таки Мельхиор, и паладины неспроста охотятся за моей головой.

– Нужно перед отбытием отметиться в ратуше, а ночью там никого не сыщешь, – вспомнил Расул о заведенном в Хоули порядке.

– А поставить свечку Посейдону тебе не нужно? – высмеял Расула Мельхиор. – Оставь позади свои торговые привычки, как оставил их в «Приюте моряка». Наш путь теперь лежит вне установленных законов и традиций.

Едва сэр Кормак с подозрительно юным и светловолосым оруженосцем скрылись за холмами в облаке дорожной пыли, Уитби сделал первые распоряжения в новой должности: Джона перенесли в церковь, чтобы похоронить по обряду, внука сэра Кормака снесли туда же, окрестили и внесли в метрику под именем Ричарда. На этом срочные дела были управляющим закончены, и Уитби с теплом в теле и душе воцарился на мягких овечьих шкурах, на которых нашел смерть Джон. Но он не собирался оставаться один. На любимом резном стуле хозяина замка расселся сельский священник отец Салливан, ровесник и главный приятель Уитби и в добродетелях, и в пороках.

Они посудачили о вопросах малозначительных, воздали хвалу отбывшему хозяину, поблагодарили судьбу и Бога за благополучие, обрушившееся на них так же неожиданно, как рухнула ночью колокольня, и скоро меж ними встал важные вопрос: с чего же начать управление замком?

Знавший свои удовольствия Уитби предложил перво-наперво устроить смотр деревенским девицам, чтобы отобрать двух-трех златовласок, не обремененных стеснительностью и готовых сменить деревенские домишки на каменные хоромы, но уставший от хлопот с крикливым Ричардом и уж навсегда теперь молчаливым Джоном отец Салливан заметил, что день его выдался под последний час забит трудами, как сундук скряги под крышку полон мелких денег, и предложил начать смотр богатств не с женских прелестей, а с хозяйских погребов, что Уитби тоже пришлось по душе.

Им было известно, что на зиму сэр Кормак выписал из Галлии пятнадцать бочек неплохого вина прошлогоднего урожая. В погребах выяснилось, что бочек осталось тринадцать: одну осенними вечерами прикончил Джон, вторую за ночь опустошил Мерлин. Отец Салливан заметил, что будет дурным знаком оставлять в подвале чертову дюжину бочек, ведь число тринадцать хотя и, по утверждению математики, самое что ни на есть простое, поскольку ни на что кроме себя и единицы не делится, но зовется по черту неспроста, а Уитби нашел, что как никогда согласен со святым отцом по этому вопросу, и лишняя тринадцатая бочка в тот же миг была поднята слугами в каминный зал.