Ярослава Казакова - Поздняя весна. Повести и рассказы

– Скажите, Янина, а это правда, что вы спите со своим братом, Миланом Котником?

Стоящий рядом со мной Милан сжался, словно пружина, а после распрямился и совсем, было, уже кинулся на не простиранное чудовище в два раза крупнее себя, но я, уловив его движение, встала на пути, а Борис предупредительно удержал Милана под локоть.

– Скажите, любитель пива, гамбургеров и поэзии… городских окраин, – обратилась я к существу, овладевшему микрофоном, – а вы спите со своей сестрой?

Публика замерла. Существо побагровело.

– А, с братом?

– Ну, знаете, дамочка… – рявкнуло оно сторожевым псом.

Закончить фразу я ему не дала, потому что продолжила, обращаясь ко всем собравшимся:

– Вы видите, как неприятно человеку, когда ему задают подобные вопросы? Почему же кто-то из нас считает, что спрашивать о таком можно и нужно у публичной персоны? Вы не считаете нас людьми?

Повисло недолгое молчание, после которого все вразнобой загалдели, что нет, мол, мы вас очень даже считаем людьми, да, ещё какими!.. Да. Предела людскому лицемерию, как и глупости, видимо, нет. Спасибо, что мы сошлись хотя бы в вопросе о необходимости соблюдения приличий! Уже маленькая победа.

После мы наскоро поужинали впятером в одном хорошем ресторане, где предусмотрительный Борис заранее заказал столик, и отправились в Центральную Библиотеку.

Сказать честно, я никогда не любила устраивать творческие вечера. Это Марженка настаивала, что они должны иметь место в карьере любого писателя, хотя бы изредка. Ну, изредка, так изредка. Если это будет повторяться часто, я однажды сойду с ума. Да-да, уеду в псих-диспансер прямо со своего очередного, мать его, творческого вечера.

Каждое моё подобное мероприятие обычно похоже на предыдущее, словно один покойник на другого. Любое напоминает концерт постояльцев богадельни для дома престарелых.

Нет, ну, серьёзно. На сцене какая-то бредовая недо-самодеятельность по мотивам моих произведений. Она перемежается с зачиткой стихов и коротких рассказов, обычно юмористических, самим автором. В зале – процентов на семьдесят, если не больше – бабульки и дедульки, в основном, бабульки, конечно, либо граждане, близкие к ним по возрасту. Исполнители отчаянно бредят. Публика большую часть времени безмолвствует, изредка и невпопад награждая исполнителей жиденькими аплодисментами. Дурной сон какой-то!

К тому же, около трёх лет назад выискалась ещё и юная композиторша, сочиняющая музыку к моим стихам и сама свои так называемые песни исполняющая. Это ужас, я вам скажу.

Представьте себе толстую прыщавую девочку-подростка в страшных «бабушкиных» очках и с двумя тоненькими косичками по бокам своей упитанной физиономии. Она стоит на сцене, носки вместе пятки врозь, прижимает к животу такую маленькую гитарку, укулеле, закатывает глаза и, невероятно фальшивя, завывает ваши выстраданные бессонными ночами, нежно выпестованные стихи.

Представили? И, как вам? Добавьте к этому полную уверенность девочки в том, что она совершает некий творческий подвиг, выходя на сцену и облагораживая своим неземным пением мои скромные творения, и получите полную картину. Да, забыла ещё, что все песни Виктории, именно так зовут мою преданную поклонницу и композиторшу, написаны все на один, мало изменяющийся мотив, унылый и протяжный до дрожи.

Сама Виктория – прелесть, что за человечек! Добрая, чувствительная, в меру наивная, библиотечная девочка. Поболтать с ней о книжных новинках, театральных постановках, концертах и выставках – одно удовольствие! Она хорошо знает и любит историю, может одинаково умно рассуждать, как о современных политических событиях, так и о делах минувших дней, но её песни… Я их терплю, конечно, потому, как больше никто за мои стихи в этом ключе пока всерьёз не брался, но не знаю, насколько ещё хватит моего терпения.

Однажды я запретила Марженке и библиотекарям сообщать Виктории о готовящемся моём очередном творческом позоре-кошмаре, дабы исключить её деятельное участие в этом ужасе. Вика узнала о состоявшемся без неё творческом вечере постфактум и рыдала так, что в библиотеке и её окрестностях тряслись стены. Мне потом стоило труда выпросить у ни в чём не повинного ребёнка прощения и загладить вину дорогими подарками из книжного магазина. Другие Вика просто не признавала. Больше я на подобные эксперименты не решалась и терпела творчество ученицы старшей школы Виктории Крацун со спокойствием и выдержкой вмёрзшего много тысяч лет назад в лёд мамонта.

Сегодняшний мой творческий вечер отличался от всех предыдущих… примерно, как яблоко от редьки, как яблонька от осинки, как летний ливень от росинки!

Начнём с того, что зал был заполнен процентов на семьдесят, если не больше, людьми вполне трудоспособного возраста, причём более трети составляла молодёжь обоих полов, как вскоре выяснилось, преимущественно студенты музыкального колледжа. Вскоре я узнала, кого мне за это надлежит благодарить.

Кстати, о полах. Состав моих сегодняшних зрителей сильно возмужал, в смысле, пополнился представителями сильной половины человечества.

Среди присутствующих Марженка заметила сотрудников нескольких известных издательских домов Словении, Австрии и Италии. Борис разглядел кого-то из французской издательской братии, а Милан с восторгом сообщил, что видит знакомого английского литературного агента. Вечер обещал быть не таким, как все предыдущие. Так оно, в общем-то, и вышло.

В этот раз мне не удалось повидаться с Викторией перед мероприятием. С ней встретилась Марженка, и она вчера вечером между рыбными блюдами, обсуждением дел и танцами поведала мне, что девушка прошлым летом поступила в музыкальный колледж на джазовое отделение и сильно изменилась в лучшую сторону внешне. Я порадовалась за свою юную подружку и, собственно говоря, забыла об этом.

Теперь, когда объявили, что вечер открывается новой песней Виктории на мои старые стихи, я вся сжалась внутренне, предвидя очередной ужас, стыд и унижение. Неужели нельзя было выбрать что-то поновее, когда я уже не так позорно писала!

Моему изумлению не было предела, когда на сцену вышла юная, стройная блондинка с модной стрижкой-лесенкой в асимметричном, полудлинном вечернем платье винно-красного оттенка и исполнила потрясающий блюз на мои стихи неожиданно сильным, мелодичным голосом. Аккомпанировал ей вполне себе приличный джаз-банд музыкального колледжа. Зал неоднократно вызывал её и группу музыкантов на «бис». Молодёжь свистела и вопила от восторга, взрослые, включая меня саму, аплодировали стоя.

Я ожидала всякого, но такое…

Когда после Виктории на сцену пригласили меня, голос мой поначалу предательски дрожал, но после я овладела собой и прочла пару своих последних стихотворений, которые нигде ещё не были опубликованы. Я написала их буквально вчера-позавчера, как вы помните, «на коленке», между всеми своими разноплановыми делами и переживаниями.