Татьяна Хрипун - Оbearнись

Только силой воли мне удалось перестать вопить от вполне трезвой мысли, что правила поведения в лесу, которые нам вдалбливали с начальной школы, вряд ли действуют в отношении зверей, никогда не встречавшихся с человеком. Нам говорили, и мы твердили это как роботы, что если ты в лесу, никогда не ходи молча, потому что в этом случае зверь может испугаться неожиданной встречи и напасть из соображений самозащиты.

Для медведя, например, уточняли уже в университете на курсе основ безопасности жизнедеятельности, человек – не еда, косолапый старается избегать столкновений с нами. Возле Города это действительно почти всегда так и есть. Хотя этим летом медведи лезли людям на дачные участки и валялись на грядках, драли собак, пристегнутых на цепь, и даже совались людям в окна. Потому что хищник – это хищник, и ему плевать (если медведь так умеет) на любую теорию. Год за годом бурые приближаются к Городу на новую кормовую базу – помойки и места отдыха людей. А те рады стараться их подкормить ради забавы, что рано или поздно приводит к гибели зверей: от шальной пули или встречи с автомобильным бампером.

Медведи даже оккупировали кладбище, собирали харчи с могил и раскапывали свежие захоронения. Тогда и произошел этот безумный случай – неизвестные поставили ловушку на косолапого близ погоста: тухлое мясо в сумке повесили на дерево, ранили хищника, попавшего в петлю и оставили умирать на почти двое суток. Потом вернулись, отпилили лапы, вырезали желчный пузырь. Их искали, но, конечно же, не нашли.

Люди близ Города стали браться за оружие, хоть это и запрещено законом, потому что официальная власть – полиция и охотоведы – не желала разбираться с проблемой, то есть, ограждать людей от зверей.

Но это там, в Городе. Мы ходили на окрестные сопки с перцовыми баллончиками, ножами и песнями. А что ждет меня здесь? Оружия нет. Да и, справедливости ради, даже пистолет Макарова, которым вооружены полицейские, медведя не возьмет, максимум несмертельно ранит и сделает крайне опасным. А еще, даже имей я ножик какой-нибудь, что смогу противопоставить туше в триста-четыреста килограммов? Разве что зарезаться.

Так вот. Орать в этом лесу, твердило мне что-то внутри, что, скорее всего, и зовется мудростью, не стоит, потому что звери, ни разу не встречавшие человека, могут прийти на незнакомый звук. А так, если здесь нет какой-то особенной кормовой базы, они лишний раз не сунутся, только если хищник случайно не пройдет, когда будет менять локацию.

Сумрак смыкался над долиной, ветер становился суровее, и мне нужно было что-то решать с ночлегом. Можно, конечно, сидеть на обрыве и выть, но так ведь досидишься до беды. Сосенки шумели, где-то ухала сова, копошились в кустах евражки, потревоженные присутствием необычного гостя, наперебой голосили кедровки, наблюдающие за мной с веток, – сначала одна, потом две, три, десять – устроили целый базар.

Пока было еще довольно сносно видно окрестности, я, подхватив здоровой рукой рюкзак и повесив его на левое плечо, отправилась выбирать место, чтобы переждать до утра. Мне неплохо было бы обнаружить расщелину между камнями или отвесную стену, которая прикроет тыл. И я скоро нашла что искала: два огромных валуна примыкали к сопке, образовав малюсенькую пещеру, даже скорее углубление, со входом, но без крыши. Я предчувствовала, что ночью начнется дождь, и, превозмогая страх, нет, даже ужас, готовилась к самому суровому за всю свою жизнь испытанию – неожиданной необходимости бороться за собственную жизнь, чудом не отнятую катастрофой, выживая в дикой природе.

Наконец, я решила обозреть, хоть в общих чертах помнила содержимое рюкзака, что в нем все-таки есть мне в помощь. Смена белья. Очень хорошо. Правда, кружева от «Викториас Сикрет» были здесь не уместнее двух масок для лица – увлажняющей и питательной, дневного и ночного кремов «Диор», правда, в пробниках, гиалуронки во флаконе с шариковым дозатором, отлитых в специальные баночки по сто миллилитров шампуня, маски и филлера для волос, умывалки с мелким скрабирующим эффектом корейского производства, селективного парфюма «Ядовитый поцелуй» от «Экс Нихило», гигиенички «Кларанс», щеточки для наращенных ресниц, полирующей пилочки для матового гель-лака, маникюрных ножниц и масла для кутикулы, геля для душа, поролоновой мочалки в виде розового персика с зеленым листочком, а также круглой расчески для укладки волос и массажки. Еще в плоском кармане большого отделения лежали футболка с шортами, в которых я спала дома и в командировках, сменные носки и верх от купальника.

Кроме того, если этого мне вдруг показалось бы мало, в отдельном футляре в маленькой косметичке хранились: зубная щетка со специальным угольным напылением, дорожная зубная паста с ионами серебра, антибактериальный спрей, блеск для губ, две таблетки цитрамона, один жутко невкусный леденец «Бобс», предназначенный на случай удушающего кашля, которым я, вообще-то, не страдала, полпачки жвачки со вкусом арбуза, тампон, витая пластиковая резинка, не заламывающая волосы, и икона Николая Чудотворца. Я чуть заново не зарыдала, представив, что для встречи с медведем буду хоть куда: хоть сразу жри, а можно и под корягу – про запас.

Что же я, кретинка, не взяла то, что действительно может спасти мне жизнь?! Я была гораздо беспечнее идиотов, отправляющихся зимой по трассе – основной автомобильной артерии Территории, а на деле ужасной грунтовке, пыльной летом и смертельно опасной зимой – на легковой машине в джинсиках и пуховичках. Когда от пятидесятиградусного мороза неподготовленный автомобиль замерзал на ходу, путешественники в лучшем случае могли обернуться чехлами и сжечь покрышку, пока не проедет мимо попутка и не возьмет их на буксир. В худшем они замерзали в поисках необходимого, но попадалась им, как мне сейчас, всякая дрянь – излюбленная горожанами, но совершенно бесполезная в условиях выживания в дикой природе.

Ну ладно, селективом я вместо перцовки смогу брызнуть в морду хищнику, а как меня спасет щеточка для ресниц, антибактериальный спрей и маска для чувствительной кожи?! Можно не волноваться только по поводу одного: умру я такой же красивой, какой и жила.

Слезы все текли, прерываемые истерическими всхлипами, а я судорожно заглядывала в другие кармашки, чтобы оценить во всей полноте размер катастрофы, которая для меня с крушением вертолета только началась. Здесь также оказалось четыре больших пакета и три маленьких, небольшой моток веревки, оставшийся с походов, полупустой термос с чаем, пять чайных пакетиков, банка тушенки, три хлебца, десять конфет «Москвичка», упаковка пластинок сыра и маленькая пачечка «Миндаль Иваныча» – орешков в шоколаде, всего пятьдесят граммов. Мне стало горько, ведь обычно я уплетала столько в один присест, и впервые за эти несколько часов оценила и сопоставила шансы выжить и умереть.