Нина Охард - Как потопить «Титаник»

– Я архитектор проекта, Бенуа, – представляется он, улыбаясь.

«Ну да если у проекта двадцать прожект менеджеров, то должен быть хотя бы один архитектор», – понимаю я и тоже улыбаюсь. Его молодость бьет меня наотмашь, но я запрещаю себе даже мысленно произнести: «Почему он архитектор проекта, а не я?». Мы немного общаемся по работе. Он не блистает глубиной знаний и даже не пытается это скрывать. Архитекторов меньше чем прожект менеджеров и он смотрит на всех свысока, даже, имея невысокий рост.

Тем ни менее он вежлив и хорошо воспитан. На фоне задерганных прожект менеджеров выделяется изящными манерами, элитным гардеробом и укороченным рабочим днем. Он тоже немного рассказывает о проекте и, пожаловавшись на множество совещаний, высылает файл с паролями ко всем системам. Вот так просто взял и прислал. Без многоступенчатой системы запросов, обоснований и одобрений бизнеса. После чего я понимаю, что он мне больше не нужен. Он тоже это понимает, и между нами возникает напряженная пауза.

Впервые я вижу страх в глазах француза. Постояв рядом в задумчивости, он вежливо откланивается и уходит. На совещание. Я остаюсь работать.

Вернувшись вечером, он просит показать результаты. Скрывая удивление, я показываю. Он внимательно смотрит, но не комментирует.

Я понимаю, что мы вряд ли будем друзьями.

Несмотря на то, что мы смотрим глазами, видим мы все-таки мозгом. Порой он отказывается воспринимать увиденное, защищая себя воображением или искажением. Простая и всем очевидная правда, становится для него невидимой.

Наверное, каждый может вспомнить ситуацию, в которой он подобно слепому котенку бился головой о реалии окружающего мира, не в силах увидеть то, что легко видели остальные. Потом наступало позднее прозрение, с его неловкостью и изуродованным гематомами черепом.

Ты смотрел на отражение в зеркале, недоумевая: «Как же я мог это не замечать?», поглаживая лиловые кровоподтеки. Чувство боли смешанное с неловкостью заполняло душу, заставляя давать себе невыполнимые обещания, что никогда более. Однако проходило время, и все повторялось сначала. Очевидность не очевидна. Вернее, не очевидна тебе.

После того, как выяснилось, что нас берут для поддержки и усиления команды индусов, стало понятно для чего мы нужны французам. Вернее это стало очевидно всем, кроме Игоря.

Подобно шестнадцатилетней кокетке на балу, Игорь непрестанно болтает с французами, рассказывая о своей гениальности. Тот факт, что они плохо понимают, ничуть его не смущает, а то, что им на него наплевать, его мозг старательно игнорирует.

– Смотри, Бенуа задал Винсенту вопрос, а я на него ответил, – хвастает он мне, показывая свою переписку в чате.

«Как можно было с таким уровнем наивности дожить до седых волос?», – думаю я, не понимая, как людям удается сохранить наивность целомудренной после сорока.

Я молчу. Кто я ему, чтобы открывать глаза? Мне все равно, каких иллюзий он себе настроит и как больно придется их терять. Сорока двухлетний мужчина, муж и отец двоих детей наивно полагает, что он убедит мир в своей гениальности, и тот падет ниц. Все подставят головы и плечи с тем, чтобы он горделиво шагая, легко взошел на пьедестал.

Следует ли мне его предостеречь? Остановить поток неуемной фантазии? Вместе с остальными я с интересом наблюдаю за его поведением, не проявляя к нему ни сочувствия, ни заботы, ни предупредительности.

Эйфория переполняет Игоря. Он с восхищением смотрит в окна офиса, повторяя

– Посмотри, какая красота, море горы, шатодиф…

Панорама из окон башни, в которой мы работаем, действительно открывается красивая. Однако мне, почему-то вид на жительство кажется более приоритетным вида из окна. Перспектива ходить раз в полгода в полицию и стоять с шести утра в очереди вместе с, издающими не шанельные ароматы, жаждущими разных стран, сильно бьет по моему самолюбию. Францию я никогда не рассматривала как желанное место для дальнейшей жизни.

К моему удивлению остальное поведение Игоря вполне терпимое. Кроме патологической жадности и перманентного желания пообедать за мой счет, меня, пожалуй, еще напрягает его любовь постоянно ходить за мной следом. Никакие уговоры не действуют, и я спасаюсь только тем, что доезжаю до гостиницы, он идет в номер, а я спокойно могу дальше гулять одна.

Я не знаю, когда это началось. Мы знакомы больше пяти лет и наши отношения никогда не были даже сносными. И вдруг…

Я слышу, как Игорь в очередной раз хвалит меня, общаясь по телефону с Димой, с восторгом рассказывает о моих успехах Бенуа. Он мне больше не хамит, не спорит и смотрит на меня с восхищением. Поведение поменялось так резко, что я недоумеваю. Совершенно не понятно, что случилось.

Мне не хочется верить в то, что он влюбился, я отношу это к длительному отсутствию жены и как следствие секса. «Любовь зла», – язвительно шутит внутренний голос, вгоняя меня в ступор. «И что мне делать?».

Слабо адекватный влюбленный мужчина – заветная мечта любого романиста. Интрига, невероятные повороты сюжета, полная непредсказуемость поведения героя и прикованные к книге глаза читателей гарантированы. Если, конечно, этот роман не о тебе. Здесь сразу понимаешь, что выражение любовь до гробовой доски может иметь прямой смысл, причем для обоих персонажей.

Я растеряна, испугана и судорожно соображаю в надежде найти решение. Прежде всего, непонятно, что от него ждать. Личный опыт подсказывает, что сейчас основное – не развивать отношения. Нужно как-то дотянуть до дома, а там возможно все и закончится. Я убегаю под разными поводами после работы, стараясь сократить до минимума время проведенное вместе. Не разговариваю на отвлеченные темы. Однако очень сложно избегать человека, когда ты находишься с ним вместе целый день на работе. В глубине души я надеюсь, что он не будет сам предпринимать никаких шагов, по крайней мере, сейчас. В противном случае конфликт неизбежен. Мои надежды оправдываются, и мы возвращаемся в Москву, не успев разругаться. Игорь скучает, ежедневно звонит под разными вымышленными предлогами, зовет в офис, провожает до дома.

Муж смотрит на меня удивленно:

– Это опять Игорь? Что ему нужно?

Я блею, что-то несуразное в ответ, не желая делиться своими отнюдь не радужными подозрениями.

Отсутствие работы способствует философскому настроению и, утопая в меланхолии своих тягостных размышлений, я пишу рассказ «Проклятый февраль».

Ольга Николаевна надела пальто и мельком бросила на себя взгляд в зеркало. Мелкие морщины безжалостно истерзали красивое лицо. Однако отражение в зеркале совершенно не огорчило ее, наоборот, она улыбнулась и подумала: «В этом году уж точно минует», – и отправилась на работу.