Игорь Синицын - Северная корона

Сашке последний год остался, ничего, закончит школу здесь, а Верку в детский сад отдадим».

И всё-таки его тревожил возможный переезд сюда. То, что он увидел сегодня, не воодушевляло. Всё оказалось хуже, чем он ожидал – и степень нищеты страны, и неразвитые коммуникации, и оторванность от крупных городов России. Одна эта дорога чего стоит! А если ,не дай бог, что случится – болезнь, траввма, с которой он в одиночку не справится? Отсюда просто так не выберешься. «Куда ты нас завёз?» – слышал он обвинительный голос своей семьи.

Пыль, поднимаемая ими за собой, каким-то образом проникала и в салон , и в багажное отделение, и вскоре всё было покрыто ею. Они всё неслись и неслись по монотонно одинаковым подножьям бежевых холмов, где земля давно превратилась в выветренную, иссохшую корку.

– Похоже на ралли Париж-Дакар…

– К осени здесь будет нормальная дорога, – отозвался Пётр – Китайцы строят шоссе от Дархана до Эрдэнэта, видишь, вон там, справа.

Да, вдали виднелась возводимая дорожная насыпь, и Пётр старался держаться параллельно ей , чтоб не сбиться с маршрута. Сколько же им ещё ехать? Его слегка мутило от непрекращавшейся тряски и выкуренных сигарет, помогавших коротать время. Через три часа пейзаж постепенно стал приобретать черты индустриального, оставаясь таким же пыльным и богом забытым. Наконец, они проехали мимо железнодорожной платформы, затерянной в степи, как стартовая площадка Байконура. В перспективе виднелись трубы электростанции, опоры высоковольтной линии , бетонные промышленные сооружения. Всё свидетельствовало о том, что производство здесь нешуточное.

– А сам комбинат вон там, на горе, – Пётр показал на голубые, прямоугольные корпуса, компактно выстроенные на склоне большого холма вдалеке.

«Эрдэнэт – гора сокровищ» – гласила надпись на щите у дороги, здесь уже снова начиналось шоссе. . На первом перекрёстке при въезде в город они свернули налево, и, заехав в ближайший разрыв между четырёхэтажными домами, похожими на «хрущёвки», очутились во дворе, остановив машину у трансформаторной будки. Из подъезда вышли Ю.А., Ира, Алимжан и Халбиби… встречать.

2

Через неделю после его возвращения из Монголии позвонила Инга , из Германии. Она сообщила, что приняла окончательное решение переселиться в Америку, в Вашингтон. Она уже купила дом в Чеви-Чейзе, и рассчитывает получить место в университете. Во всяком случае там она смогла бы, наконец, продолжить свою научную деятельность, так как только в американских архивах сохранились те документы, которые ей необходимы. И она хотела бы попросить его сопровождать её и престарелую мать в этом перелёте в Новый Свет, как врача и как друга. Разумеется, все связанные с этим расходы она берёт на себя.

Предложение было ошеломляюще заманчивым – побывать в Америке, да еще на таких условиях! В детстве ему несколько раз снилось, что он в Америке, стоит на Бродвее в людском круговороте и над ним нависают рекламные щиты в электрических гирляндах, бурые стены небоскрёбов, и сердце готово лопнуть от восторга, что он оказался здесь. А однажды приснилось, что он добрался до Америки на подводной лодке, во время службы на флоте.

Конечно, он ответил согласием, нисколько не веря в возможность осуществления этого проекта. Предстояло получить три визы – шенген, американскую и ещё швейцарскую, так как Инга намеревалась лететь из Цюриха. Ей предстояло везти с собой двух грингаутов, приобретенных еще во время пребывания в России – Вербу и Варяга – а швейцарской авиакомпанией это выходило значительно дешевле.

Вскоре пришло письменное приглашение, где подробно излагались все детали предстоящего путешествия: цель, маршрут и требуемые гарантии. В германском консульстве шенгенскую визу открыли без проволочек, но он, как и Инга, опасался, что трудности возникнут с получением американской визы. Ещё при первом телефонном разговоре Инга сказала, что их домашнюю прислугу – филиппинку Офелию, в Америку не пускают, так как штаты рассматривают Филиппины как страну опасную в плане терроризма.

Непременным условием получения визы было прохождение собеседования с консулом – так называемое «интервью». Длинную очередь, ранним утром выстроившуюся на сквере Фурштатской улицы перед американским консульством, запустили внутрь, и потекли часы ожидания в просторном, но плотно заполненном людьми, зале. Он прождал почти целый день, пока его пригласили на собеседование. Разговор проходил , как у билетной кассы, через окошечко. Лысоватый, уставший от общения с людьми, зависящими от его воли, билетёр поначалу никак не мог взять в толк ,какая необходимость переть в Америку 93 летнюю старуху, и в чём , собственно, заключается роль Серова, как сопровождающего? «Ну, братцы, это уже даже не допрос, а целое следствие по делу, для такой демократичной страны, как США, это ни в какие ворота не лезет» -но он решил вести себя как можно сдержаннее и без всякого подобострастия отвечать на расспросы консула. «В крайнем случае надо будет намекнуть, что своим отказом дипломатический работник нарушает права пациента, прописанные в уставе ВОЗ». Под конец беседы консул сообщил, что у него отец тоже врач, но всем своим видом дал понять, что это обстоятельство никак не может повлиять на принятие положительного решения. Может быть, даже наоборот – придётся быть более независимым и объективным. Но в конце концов всё обошлось, визу ему дали.

Получить швейцарскую визу оказалось делом формальным, и единственная проблема, с которой он при этом столкнулся, это припарковать машину на Марата.

Он первый раз летел на Берлин, до этого всякий раз путь в Германию для него лежал через Франкфурт. Хотя название «Schönefeld» ему было знакомо ещё со времён ГДР. Отец, служивший тогда в ГСВГ, пару раз летал именно из этого аэропорта домой.

При подлёте в глаза бросались желтые прямоугольники полей, засеянных рапсом. Эта картина как бы подчеркивала, что вы прибываете в страну с высокоразвитыми технологиями – немцы одними из первых в Европе стали использовать биотопливо. Само здание аэровокзала не шло ни в какое сравнение с колоссальным франкфуртовским комплексом и напоминало вытянутые в прямую линию трибуны ипподрома. Терминал России находился в самом конце, затерянный среди стран третьего мира, как и во Франкфурте, но в Берлине это воспринималось более обидно. Пройдя паспортный контроль и получив багаж, он вышел на улицу. Издали увидел Ингу возле старенькой «вольво» на пустой автостоянке. Она уже собиралась уезжать, так как Серов долго не выходил, и она решила, что он вообще не прилетел сегодня. Прежде, чем сесть в машину, он наспех выкурил сигарету, изголодавшись по куреву за время полёта. В багажнике «вольво», куда он пристроил свой чемодан, громоздились два больших ящика из плотного пластика с дырами по бокам – контейнеры для перевозки собак. Их Инга приобрела сегодня, здесь, в Берлине. «Вам предстоит их монтировать, Сергей. Думаю это не трудно, в инструкции описано всё подробно». Её русский по-прежнему был великолепен, несмотря на отсутствие практики в течение пяти лет – с той поры, как она покинула Россию. Хотя, её ведь навещают друзья из России, он сам был у неё в гостях два года назад, на Мillennium, но всё же этого недостаточно для хорошей языковой практики. Впрочем, она свободно владела и английским, и французким и ещё тремя-четырьмя европейскими языками, плюс иврит. Ей довелось работать и во Франции, и в Израиле… Сейчас он вспомнил, как однажды, гуляя по петергофскому парку , они зашли в павильон Марли и вышедшая к ним экскурсовод, набивая себе цену, спросила, на каком языке проводить экскурсию – немецкий или русский? «Дорогая не волнуйтесь, какой Вам удобнее» и Инга перечислила несколько возможных языковых вариантов для общения, ну, та и притихла сразу…