Леонид Доброхотов - Городище

После продолжительной и напряжённой паузы Майкл подозвал Джона кивком головы.

– Это карта Москвы шестнадцатого века. А вот карта современного города. Тогда Москва занимала вот эту часть. – Он обвёл ручкой центр современной Москвы. – Изучи обе карты скрупулёзно! Возобнови отношения с Блюмом и включись в его проект по возведению монумента!

– Ты думаешь, что нам удастся…

– Молчи! Я понимаю, что у нас один шанс из тысячи! Но игра стоит свеч! Ты вспомни, чему учил нас отец! Истина лежит рядом с безумием! Если монумент будет в центре, то шансы увеличиваются! Завтра вылетаешь. Как только там определят место под строительство, немедленно сообщи мне. – Майкл тяжело вздохнул. – Если не получится, то мы ничего не потеряем, а если найдём!.. страшно и подумать.

Указательный палец Майкла судорожно зачертил по карте Москвы.

Архивариус, в нарядной по его меркам рубахе, тщательно расчесал мелкой гребёнкой свои вьющиеся только что вымытые волосы, которые своей непокорностью походили на стальную проволоку, откинул белую накидку с зеркала, висевшего на стене, и приблизил к нему лицо. Кстати, рядом висело зеркало с чёрной накидкой. Через минуту он громко заурчал, будто гигантский кот, расправил плечи, улыбнулся и снова завесил зеркало. Полистав записную книжку, Архивариус остановился на словах «директор ЖЭКа Пустырёва Л.С.» и набрал телефонный номер. В ответ послышались длинные гудки. Он приблизил к трубке ладонь и поводил ею в воздухе. Вдруг Архивариус насторожился, улыбка исчезла с его лица. Он опять послушал гудки и стал пальцами вытягивать из трубки невидимую нить. Попробовав её на вкус, оккультист с тяжёлым вздохом положил трубку на аппарат.

– Любовник, – скрипнул он зубами.

В очередное полнолуние Архивариус среди вновь нанесённого мусора на пустыре возился со своими странными приборами и приспособлениями. Он был до пояса раздет. Пот бежал градом с его лица и плеч. Наконец астролог расставил зеркала и линзы различных калибров в нужном ему порядке, поймал большой лупой луч одной из звезд и записал что-то в записной книжке. Затем Архивариус сменил положение приспособлений и снова сделал запись. Он сверил углы, под которыми падали лучи звёзд и в раздумье сказал: «Эхэм». Затем снова подвигал приборы и сел на землю в ожидании, поглядывая исподлобья на коварную Луну.

Вдруг в большом зеркале появилась светлая точка, которая стала разрастаться и, неожиданно вспыхнув на несколько секунд, словно мощным прожектором осветила направленным светом одно из окон соседнего дома.

Старушка, разбуженная вспышкой, подкралась к окну и выглянула из-за портьеры на пустырь. Поток света внезапно прекратился. И вдруг мощный бас согнал с деревьев ворон.

– Эврика! – кричал Архивариус, упав на пустырь и целуя землю. – Эврика!

Старушка задёрнула портьеру и стала испуганно молиться.

После утренней уборки Архивариус спустился в полуподвал Блюма. Помещения были уже отремонтированы по высшему разряду. Хозяин находился в прекрасном расположении духа, что выражалось в насвистывании им незамысловатой мелодии. Он был одет в блестяще-серебристый комбинезон и такой же шлем, что делало его похожим на астронавта из фантастического фильма.

– Нашёл, – выпалил Архивариус ещё на пороге.

– Что именно? – не понял приятель, не переставая насвистывать.

– Библиотеку Ивана Грозного!

Блюм отдал дань удивления свистом, сделав глиссандо вниз. Но это была лишь дань и поэтому лёгкая мелодия зазвучала вновь, как ни в чём не бывало.

– Не свисти! – немного обиделся Архивариус. – Все деньги просвистишь!

– А может быть, наоборот насвищу? – улыбнулся Блюм. – Взгляни-ка лучше на это!

Он нашёл в компьютере нужное окно и показал товарищу схемы и чертежи. Архивариус долго и тупо смотрел на треугольники, конусы и круг.

– Ну, как? – спросил довольный своей работой авангардист.

– Нормально, – похвалил его Архивариус, чтобы поскорее перейти на более насущную тему. – Ну, так вот…

– Ты меня извини, – перебил его Блюм, – что я позаимствовал начальную форму у тебя. Но это был лишь толчок, так сказать, зацепка за конкретику. Заметь, что у меня не горн. Здесь возвышается целых четыре семидесятиметровых раструба. Также, в них совершенно не надо будет дудеть, как у тебя. Здесь будут посылаться не звуковые, а чисто энергетические сигналы! Хочешь знать, как? Хочешь? – Он плеснул в бокалы вишнёвый сок.

– Хочу, – потянулся Архивариус к бокалу с соком, но тут же понял свою промашку и поставил своё лицо в положение «весь внимание».

– Вот здесь будут закреплены десять золотых колец разного диаметра.

– Почему именно десять?

– Потому что на руках десять пальцев. Каждый сможет вставить свои руки в эти кольца, которые напрямую связаны с раструбами, и ощутить всё величие соединения с космосом!

– А ноги?

– Что ноги?

– Там тоже десять пальцев.

– Ноги – это неважно, – занервничал Блюм. – Человек щупает руками! Руки – вот уникальный инструмент человека! В землю сооружение будет уходить на тридцать метров. Этим будет достигаться абсолютная устойчивость и дополнительная подпитка энергетикой самой планеты.

– Грандиозно! – покачал головой Архивариус. – Можно ещё соку?

– Разумеется.

Блюм прошёлся по просторному залу.

– Я могу предложить тебе соавторство, – подмигнул авангардист.

Архивариус поперхнулся напитком.

– Но с одним условием, – продолжал Блюм. – Ты сделаешь мне эскизы барельефов. Которые будут возвышаться по всей площади раструбов. Не забыл ещё? Ведь в институте ты был лучшим барельефщиком.

– А что делать-то? – Архивариус с готовностью встряхнул большими залежавшимися ладонями.

– Там должны быть изображены сцены из книги рекордов Гиннеса. Например, Моцарт, сочиняющий за клавесином; человек, который дальше всех плюёт; женщина с самыми длинными ногтями и так далее.

– Забавно, – заметил Архивариус и стал серьёзным. – А может быть изобразить одних гениев?

– Не понял?

– Ну, зачем тебе плюющего-то человека?

Блюм искренне рассмеялся.

– Вот он застой мозгов, – сказал он и стал раскуривать трубку. – А чем же плюющий всех дальше в мире человек не выдающийся? Вот смотри, все наши искусства – это определённые навыки и напряжение некоторых мышц нашего организма. Представь себе на секунду, что человечество пошло бы не по пути наших искусств, а по пути плавательного мастерства. И на ты сказал бы тогда, что Моцарт не выдающийся лишь на основании того, что он плохо плевался?

– Ну, хорошо, согласен. Что скажешь, то и сделаю, – сдался Архивариус, – А гонорар мне какой-нибудь причтется?

– Безусловно, – заверил Блюм. – Могу пока обещать пять процентов от общих сборов после осуществления проекта.