Владимир Тормышов - Ступени на песке

Так мы тренировались до самого отбоя. Наконец, мы легли в койки с единственной целью – поспать. И некоторым это удалось. В смысле заснуть.

Но неожиданно мы столкнулись с еще одной стороной быта студентов-первокурсников нашего доброго КМУ: в наш кубрик ввалилось двое курсантов с четвертого курса. Они заставили нас еще целый час одеваться и раздеваться на время.

Под конец этой процедуры они забрали четверых курсантов с нашей группы мыть свою роту.

Через некоторое время к нам пришли еще несколько человек с четвертого курса. У всех были какие-то проблемы, которые мы почему-то за них должны были решать. Такие добрые традиции были в родном КМУ. Первокурсник он как Создатель, Иисус Христос и Святой дух в одном лице, должен был быстро и беспрекословно решать любые проблемы, просьбы и мольбы верующих, то бишь курсантов, которые учились на 3 и 4 курсах.

Мне это почему-то здорово напомнило религию и православную церковь. Толпы молящихся старшекурсников чего-то хотят, а ты, как первокурсник, а заодно и Бог по совместительству, все желание исполняешь.

Если не хочешь быть Богом, тебя бьют. Сильно. Временами ногами. Чаще от двух и более человек одновременно. Бьют до тех пор, пока ты не соизволишь приступить к обязанностям Бога, и не сделаешь то, о чем тебя просят.

Сами просьбы чаще всего бывают в форме приказов. Чтобы у тебя, как у временно исполняющего обязанности Бога, не было поводов увильнуть от исполнения просьбы.

И никого не волнует, что ты устал, хочешь, есть, пить или спать, на то ты Бог, то бишь первокурсник, чтобы все беспрекословно исполнять.

Не хочешь быть Богом, читатель? Значит, иди и пиши рапорт об увольнении из училища.

Думается мне, наша церковь просто неправильно ведет себя в отношении Бога. Ей бы поучиться у старшекурсников КМУ, глядишь, и Бог был бы заметнее сговорчивее, и шустрее выполнял бы все просьбы.

Не хочешь быть Богом, Иешуа? Значит, иди и пиши рапорт об увольнении.

У старшекурсников, как у любых нормальных людей было множество просьб и пожеланий к Богу. Кто-то хотел курить, и кому-то из первокурсников необходимо было идти на улицу и у прохожих стрелять сигареты (в то время коммерческих киосков не было и магазины работали максимум до восьми вечера). Временами у кого-то из старшекурсников была грязная одежда, которую мы должны были стирать за них.

Кому-то нужно было отнести любимой девушке письмо, и так, чтобы она непременно дала ответ сразу же. А как же? Мобильных телефонов и инета тогда не было и в помине. Эти функции в мореходки исполняли первокурсники. Хотя самовольный выход в город без приказа об увольнении назывался самовольной отлучкой, и это каралось строго начальствующим составом, вплоть до увольнения. Все это знали. Но никого не останавливало. Не было ж мобильников и инета!

Было куча всегда разных просьб и пожеланий у старших курсов. И был под рукой всегда первокурсник, которого можно послать, куда ни попадя с самым изощренным поручением. И Бог, он же первокурсник по совместительству все эти просьбы старших курсов должен был выполнять. Если не был согласен выполнять, то первокурсника били, пока он не согласится. Плохо выполнил просьбу, первокурсника опять били.

М-да, церкви ей богу есть чему поучиться, как строить свои отношения с Создателем.

На языке КМУ выполнение всех этих бесконечных просьб старших курсов называлось – «запахать», то есть заставить работать на себя первокурсников, как рабов. Нам популярно объяснили, что «запахивать» первый курс имеют право в училище те, кто учится на третьем или четвертом курсе. Это добрые традиции мореходки, не мы их устанавливали, не нам их и менять.

Курсант первого курса – самое бессловесное существо, которое существует для того, чтобы работать на старшекурсников, чтобы тем полегче жилось. Как живется первому курсу – никого не волновало. Мы работали день и ночь как волы, свободной минуты не было вообще. Когда начались занятия, мы вздохнули немного свободнее, – по крайней мере, до обеда нас никто не трогал, пока мы были на занятиях.

На следующий день старшина Василенко выбрал из нашей группы человек десять курсантов, тех, что поздоровее по его мнению и повел нас в город. Наш поход был коротким, – минут через пять мы достигли цели нашего путешествия. Мы пришли к забору судоремонтного предприятия, которое располагалось рядом с училищем.

По приказу старшины мы перелезли через забор завода. Затем он приказал курсанту нашей группы Андрющенко влезть как самому маленькому из нас в открытую форточку, найти там старые, использованные шлифовальные круги и передавать нам их через форточку.

Андрющенко был самым маленьким в нашей группе. Да и вообще во всей роте. Однако он неожиданно для всех сказал:

– Я не полезу воровать. Я никогда и ничего не воровал и не собираюсь этого делать.

«Вээс», похоже, искренне удивился:

– Кто сказал – «воровать»? Насколько я помню, – я сказал: – «взять то, что нам нужно». Чувствуешь разницу?

– Нет. Не чувствую. Всё равно это – воровство.

– Послушай меня, мальчик. – Сказал «Вээс» угрожающе, беря Андрющенко одной рукой за шиворот, поднося кулак к носу Андрющенко. – Ворует не тот, кто берет, а тот, кто попадается, понял? Не умеешь воровать, – научим. Не умеешь, – заставим! Понял?

Кулак «Вээса» был больше головы первокурсника, поэтому он сказал, делая попытку освободиться:

– Да понял я, понял. Отпусти меня. Я сделаю то, что ты хочешь.

Он пролез в форточку, и через некоторое время стал подавать нам шлифовальные круги. Мы их взяли столько, сколь в силах были унести, и пошли в училище.

Впоследствии мы использовали эти шлифовальные круги для чистки гальюна.

Каждый день в мореходке для нас начинался всегда одинаково: в семь подъем, зарядка, большой утренний сбор, где проверяли все ли на месте или кто-то сбежал, а также утром проводился личный осмотр внешнего вида курсантов. Каждое утро было похоже одно на другое.

Должно быть, видок в то время у нас был потрясный: попробуйте спать по два-три часа в сутки неделю, другую. И месяца через два посмотрите на себя в зеркало, – что вы увидите?

Конечно, себя, любимого, но ваш внешний вид вам может не совсем понравится. А теперь представьте, что все это время вы работаете как пчелка, не останавливаясь, и единственная ваша мечта – это забиться куда-нибудь, чтобы вас не трогали и где бы вы могли спокойно просто посидеть и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ.

Романтические мечты о море и о дальних плаваниях сменились в наших головах мечтами о хотя бы кратковременном, но отдыхе.

Жизнь всегда вносит в наши мечты свои коррективы, и если еще вчера ты мечтал о личной яхте, отдельном двухэтажном особнячке на берегу лазурного моря и недорогом «Ролс-ройсе», то судьба может так повернуться для тебя, что ты будешь мечтать о куске хлеба и миске дешевой похлебки. «Каждому – свое» – было написано на воротах концлагеря в Освенциме.