Владимир Апарин - Малахитовое отчаяние

Тут кто-то покашлял рядом. Оглядываться я не стал. Звук происходил в моей голове…

– Извините, здравствуйте. Приятного аппетита! – голос транслировался прямо мне в голову. Это было что-то новенькое.

– Ну и как это понимать? – подумал я.

– Мы хотели бы с вами поговорить, просто поговорить.

Тут я догадался, кто сейчас небольшой толпой стояли молча у «двухэтажника». Они густой кучей окружили Братчиковскую «Ниву» и просто прилипли взглядами к его правому переднему стеклу. Ну да! Так лучше было видно, что сейчас происходило перед пассажирским сиденьем. Я глянул с сожалением на чебуреки и чай и двинулся на выход.

Едва я показался в дверях кафе «Лесничное», они все, как по команде, обернули головы в мою сторону. Но самое интересное было в том, что эти красивые хорошо одетые мужчины и женщины, молча смотрящие на меня, были красивыми только для длинного брата из Киргизии с отвисшей челюстью и испытывающего сейчас когнитивный диссонанс. Я видел их теми серыми ушастиками, с маленькими черными глазками и короткими хоботками, которые у них приподнялись и жадно обнюхивали действительность. Однако их объединяло, как я догадался, обреченная усталость в глазах и на лицах.

Есть в анналах волшебного «Голливуда» прикольная вещь, называется она «Однажды на Диком Западе» с Питером Бронсоном. Там означенный Питер выгружается на пустынном полустанке и встречается с молчаливыми «коллегами». У них короткий диалог, в полной тишине и четыре выстрела. Для чего это я? Вот рождены мы русские, чтобы сказку сделать ассиметричной былью. У меня тоже сейчас за спиной стоял железнодорожный вагон без колёс, а по мере моего неторопливого приближения все эти «милашки» молча раздвигались и обступали вокруг меня большой подковой и, не шелохнувшись, смотрели на меня.

Я затылком чувствовал, как повариха и крупная официантка из кафе прилипли к окнам.

Наконец один из них вышел вперед и «сказал», показывая пальцем на «Ниву»:

– Там большое зло, Михаил. Вы знаете об этом?

– Вы для этого приехали сюда всем этим автобусом, чтобы открыть мне глаза?

Не сердитесь, Михаил. Мы здесь для другого. Мы просим у вас помощи и спасения.

– О как! Котировки упали? С чего бы это?

– Вы многое не знаете, молодой человек, но Хозяйка убивает нас… каждый день. – Он оглянулся на своих «соплеменников» и показал пальцем на «Ниву»: – из-за этого.

– Поподробнее, пожалуйста. И почему ко мне претензии?

Хотя я уже догадывался. Их было «человек» стосорок и совместно они могли меня просто нашинковать на мелкой терке. Но они не шинковали, а жалко жались друг к другу. Перепуганные. Дети, всюду дети и у этих были прималенькие малюсенькие хоботки и умные глазки.

– Это просто, Михаил. Вы сейчас сильнее её и мы просим вас. Спасите наших детей хотя бы!

– А где ваши старики?

– О! Они немощны, и она на них плюнула, Михаил.

– Ну, Михаил, Михаил. Что дальше? Не тяните резину. С чего это она озверела?

– Всё просто. Она беспокоится о потомстве и уничтожает конкурентов. Сейчас мы её конкуренты. Но, увы, люди, тоже заблуждаетесь на свой счет. Закончит с нами, потом займется вашими детками.

– Кстати о детках, раз уж вы такие сердобольные. Где моя внучка и дочка? Настоящие!

Возникла пауза.

– Вот что, давайте-ка разговаривать лингвально, а то всех переполошим, – подумал я и сказал вслух: – Вон братело уже шашлык сжег.

Все тут же заулыбались как по команде и заговорили. Получилось, как щелчок тумблера, вернувшего звук.

Этот самый бойкий мужчина в кавычках был пожилой с белыми висками человек, в белой рубашке, отглаженных брюках и совершенно девственных туфлях, слепящих блеском. Как потом выяснилось, профессор права Екатеринбургской юридической академии.

– Спасибо, что выслушали, – произнес он.

– Вы не ответили.

– Мы знаем, о чем вы спрашиваете, но примите это как мужчина. У вас не было детей с вашей женой. Никогда. Это были наши женщины и рожали они наших детей.

– Я давно догадываюсь о чем-то таком, но я хочу видеть тех, кто был ими. Они с вами?

– Нет. Увы, они далеко. Они успели убежать.

– А вы?

– А мы собрались в кучу. Почти все, кто живет в России. Нас осталось сорок девять. И мы вместе одновременно ей не по зубам, но у неё есть один козырь.

– Доктор?

– Да. Вы поймите, нам трудно просить человека о помощи. Это нонсенс. Мы несомненно сильнее вас, людей в своё время и вывели как вид для обслуживания таких как мы. Но так случилось, что мы на пороге исчезновения.

Я улыбнулся.

– Не смейтесь. Это касается и человечества. Яйцеклады размножаются в геометрической прогрессии. Они оставят вас столько, сколько необходимо им. Они безжалостны. Они – машины для жизни, этика и мораль не для них. Так решила природа для сохранения баланса. Вы ведь не будете отрицать неизбежность смерти, вот эти наоборот праведники жизни. Они утверждают неизбежность разумной жизни. Увы…

– Увы? Вы ведь для своего существования не один десяток тысяч наших отправили в психушку.

– Да, но мы не убивали. Они оставались жить. Но этот плац это не место для дискуссии. Вы отказываетесь нам помочь?

Ё-моё, этот чемодан без ручки в виде двухэтажного автобуса китайского производства, к тому же наполненный волшебным содержанием, просился быть моим. Вот такие галеры я сейчас мог себе приобрести легко.

– Мы не будем вам в тягость, – буркнул профессор.

– Не пытайтесь читать мои мысли, а то застрянете здесь навсегда.

– Это значит да?

Я посмотрел на них уже человеческим взглядом. Ведь могут же, когда захотят. Прелестные человеческие лица смотрели на меня с любопытством.

– Даю вам час на завтрак, а вы потом сядете ко мне в машину.

Толпа загомонила и ломанулась в кафе. Киргизский товарищ был доволен.

– Вот что, – предупредил я профессора. – Рассчитайтесь нормально. Деньгами! Мне не нужно много шума.

Я уселся в «Ниву», а через несколько минут знакомая «Дюймовочка» в официантском переднике принесла поднос с чаем и моими чебуреками. Как ни странно, они были подозрительно обжигающими. Я посмотрел на девушку. Она покраснела в ответ. Это был наш российский сервис в действии!

Еще через час я гнал «Ниву» по гладкому асфальту в сторону Петропавловска. На пассажирском сиденье сидел профессор и обдувал себя из открытой ветровой форточки. А в зеркале заднего вида маячил огромный сине-белый «двухэтажник».

– Зачем они вам нужны? – показал он на крошки под его ногами?

– Еще не знаю. Но формально они мои дети.

– Они растут медленно, даже медленнее нас раз в пять. Похожими на нас они станут лет через пятьсот.

– Ого! А что вы имеете в виду?

– Хвост отвалится. И они станут прямоходящими. У вас в Красноярских окрестностях они не выживут самостоятельно. Сибирские морозы их прикончат.