Элейн Эванс - Заменяющая солнце

Трудно было сказать, отразилась ли эта война хоть как-то на мировоззрении Элли. Матушка часто повторяла ей «Весь мир не лежит у твоих ног», на что старшая сестра парировала «Мир – может быть и нет, а Париж – будет». На книжной полке в её комнате стояло несколько новых наград с песенных конкурсов, я отчётливо видела гравировку на бронзовых статуэтках «22 апреля 1942 год», «9 февраля 1943 год», отчего я сделала вывод, что жизнь Элизабет в оккупированном фашистами Париже никак не переменилась и не отличалась от той, прежней. Следовательно, сестра оставалась той же Элли, какой я помнила её, сильной и независимой, упорной и дерзкой, холодной и порой беспощадной.

Сестра меняла ухажёров как перчатки, которых у неё к слову было очень много, к любому туалету всегда находилась подходящая пара. Я не успевала следить за этим калейдоскопом, а также нарочно не запоминала их имён, стараясь огородить себя и дочь от посторонних. Работая в больнице святого Марка неполный день, я спешила домой к дочке, так как Лори могла быть под присмотром только пока сестра занимается своим утренним туалетом до полудня. Лори нравилось наблюдать за тётей, её привлекали блестящие украшения, тюбики губной помады и жгуты для бигуди. Элли же в свою очередь не выказывала никаких особых чувств к ребёнку, но и не отталкивала её, разговаривая с малышкой на равных, обсуждая какие серьги лучше гармонируют с платьем, подаренным её новым кавалером. Меня ничуть не смущала такая связь между тётей и племянницей, я верила, что сестра ни за что бы ни причинила вред ребёнку.

Вернувшись домой к полудню, я увидела Элли в одном из её многочисленных шёлковых халатов на запахе с вышивкой, она уже была причёсана и нанесла макияж, её каштановые локоны аккуратно спадали до плеч, а ярко-красная помада на губах просто кричала на бледной, почти прозрачной кожей. Всё же после войны она изменилась, стала намного стройнее. Я бы даже сказала, что она исхудала. Для меня это оставалось загадкой, ведь каждый вечер, по её словам, она ужинала в лучших ресторанах Парижа. Но даже не смотря на её худобу, быстро взглянув в зеркало у входа, увидев себя в тёмно-синем платье ниже колена с карманами и наспех заколотыми за ушами волосами, я почувствовала, что являюсь лишь бледной тенью Элли. Глаза словно серые мыши прятались на бледном лице, а в уголках уже появились морщинки, не скрывая усталости прожитых лет.

Сестра радостно хлопнула в ладоши увидев меня. Моя дочь сидела рядом у её ног, в лаковых туфлях Элли, которые были ей далеко не по размеру, она радостно улыбалась, глядя на меня.

– Мамочка! – Чистый детский голосочек придал мне мужества, которое мне явно понадобится, ведь сестра уже морщила лоб, что не предвещало ничего хорошего.

– Ну наконец, за мной вот-вот заедут – с нескрываемым раздражением сказала она.

Я улыбнулась Лори и не глядя на сестру подошла и дала ей руку, помогая подняться.

– Пойдем, милая, не будем мешать тёте Элли ждать гостей. – Маленькая модница кое—как сумела подняться в своей уж очень красивой, но большой обуви.

– Да, мам – ответила она и обняла мои ноги. – Я красивая? – Девочка внимательно посмотрела на меня снизу.

– Конечно! Ты самая красивая девочка в целом Париже! – Сказав это, я сделала вид, что не заметила, как сестра закатила глаза. – И тебе пока рано краситься, – достав свой носовой платок из кармана, я принялась вытирать неаккуратно накрашенные маленькие губки своей дочери, – и никакие украшения тебе не нужны, – на шее у девочки красовалась втрое намотанная нитка жемчуга, – ведь ничего не красит тебя лучше улыбки. – С этими словами я поцеловала Лори в щёку, но малышка всё ещё не была довольна ответом.

– Но я хочу быть как тётя Элли! – Вскрикнула девочка. Такого поведения у дочери мне не приходилось наблюдать, про себя я сделала вывод, что Элизабет уже стала плохо влиять на её воспитание. А это значит, что мне придется искать няню, на которую у меня абсолютно не было средств. Вздохнув я снова обратила внимание на сестру, она победно улыбалась, глядя на ребёнка, а затем перевела взгляд на меня. Мы обе молчали, и правая бровь Элли вопросительно поползла вверх.

– Что-нибудь не так? – Язвительно спросила она. Мне хотелось ей сказать, что не так, мне многое хотелось прояснить, но я не смела ругаться с ней при ребёнке, тем более Лори её очень любила и могла неправильно всё воспринять. Но сестра не унималась.

– Видишь? Твоя дочь хочет быть похожей на меня, а не на свою мать неудачницу! – Она хлопнула в ладоши, а мои глаза должно быть налились кровью от гнева. Сжав кулаки, я открыла рот, чтобы возразить на хамство сестры, я хотела спросить прежде всего, что же такого в жизни сделала она чтобы считать себя удачливее меня? И в этот момент в дверь позвонили.

Элизабет метнула на себя в зеркало оценивающий взгляд и инстинктивно поправив причёску ринулась к двери, быстрым, но грациозным шагом.

На пороге оказался мужчина с квадратным свертком в руках, на нём были фетровая коричневая шляпа, костюм цвета слоновой кости, и идеально белая накрахмаленная рубашка. Я сразу определила, что этот кавалер Элли был птицей высокого полёта, где она умудрилась с ним познакомиться для меня оставалось загадкой, но так как мы все уже оказались в одном помещении, сестре пришлось представить и меня с дочерью.

– Моя младшая сестра и её дочь, Лори. – Щебетала Элли. Мужчина снял шляпу и передав сверток сестре подошел ко мне, галантно поцеловав руку. Я поёжилась, не считая пациентов в больнице другой мужчина не касался меня уже более пяти лет, смутившись, опустила глаза в пол, а Лори же наоборот, смотрела на нового знакомого сияющей улыбкой.

– Лори. – Малышка протянула ему руку, и я почувствовала, что готова провалиться под землю со стыда, кто научил её этому жесту?

Мужчина, улыбнувшись, поцеловал маленькую ручку моей дочери и наконец выпрямившись, представился.

– Джейкоб М. Бергер, – от него веяло уверенностью, что определённо сразу же привлекало внимание.

Отчего-то мороз побежал по моей коже, я почувствовала начало нового этапа. Что-то произошло с его приходом, в спине закололо, заныло предательством. Уходите, мысленно просила я, пока мужчина искренне и дружелюбно улыбался мне под пристальным и холодным взглядом моей старшей сестры.

Западная Вирджиния, 1986 год

За дождевыми облаками

«Милая, проснись, нам пора в школу» воздушная, точно облачная мягкость сестринского голоса будоражила меня. Кажется, я почти что уловила запах её кожи, зажмурив веки посильнее, я надеялась задержать Аннет здесь рядом со мной на столько, на сколько это было возможно. Но открыв глаза, я увидела, что меня приветствовало лишь тихое и горькое молчание собственной комнаты. Аннет здесь нет. Я отвернулась к подушке и громко заплакала.