Элейн Эванс - Заменяющая солнце

Оказавшись на территории знакомого мне с детства владения, я тут же бросилась на задний двор, оттуда закат и все краски неба были как на ладони.

– Мария! – Окликнула меня хозяйка дома. – Здравствуй, дитя! – Мелинда знала зачем я здесь и уже спешила ко мне с тёплым пледом и старым поржавевшим ключом на небольшой медной цепочке.

Мы обнялись, я бросила сумку с альбомом и красками на деревянный пол веранды, половицы скрипели под нашими шагами, но мне казалось, что из-за моих мыслей всё вокруг гудело, и громче всех был закат. Он шумел как старое радио, как газонокосилка под окном рано утром, как надоедливый будильник, он звал меня, приковывая взор к буйным краскам от золотисто-красного до переливчатого пурпурного, а где-то там он плавно переходил в ночь встречая «хозяйку-ночь» тонкой фиолетовой струйкой неба.

Миссис О`Браян повернула старый железный ключ в дверях деревянной пристройки на заднем дворе, где хранились мои инструменты. Дверь скрипнула, я нырнула в тёмную комнату с затхлым запахом, перемешанным с медовым ароматом акварели. Мои холсты ожидали здесь в темноте, словно гонимые с праздника жизни, ненужные, неважные они были лишены дневного света, увидев их я на секунду замерла, тонкая полоска света остановилась на одном из холстов, это был осенний пейзаж лужайки миссис О`Браян. Багряный, золотой, янтарный цвета глядели на меня умоляя выпустить их на свободу, но я не могла. Отведя взгляд, я взяла пустое полотно и палитру.

– Я сделаю тебе чай, – любезно предложила Мелинда. Я улыбнулась, со всем необходимым я вернулась на веранду, где уже совсем привычным образом меня приветствовал безмолвный зимний пейзаж, тонкие ветви деревьев, ещё не покрытые зелёной листвой, а также две двухсотлетние ели рядом с пристройкой. Усевшись на старый деревянный шезлонг и поставив перед собой холст, я принялась разводить краски на палитре, чтобы получить необходимые цвета. Сначала я открыла свой альбом и немного прикинула для разминки, что буду рисовать, экспрессивно и со страстью я размазала на белом листе красный и синий, соединив их где-то по середине, и получив желаемое я принялась рисовать. Закат дразнился постепенно, передвигаясь навстречу ночи, меняя и сгущая цвета, я рисовала быстро, практически не давая акварели подсохнуть. Нельзя было терять ни секунды. Сейчас всё закончится. Я не дышала. Времени и пространства не существовало. Я больше не чувствовала ту зияющую пустоту в сердце. Сейчас всё было важно. Проблем не существовало, их не было рядом со мною и на этом холсте.

– Впечатляет, – знакомый голос появился из неоткуда. Я вздрогнула и напрягла плечи. Всё закончилось. Время пришло и наступила ночь. Мои руки, окоченевшие от холода, больше не слушались, я обессилено опустила кисти в воду. Замерев, чтобы насладиться полученным результатом я мысленно отметила, что добилась именно того результата, которого и ожидала. Но стоило мне лишь на секунду отвести взгляд, а затем мельком вновь посмотреть на полотно, я ужаснулась. Все было неровным, эксцентричным, слишком ярким и слишком блеклым одновременно. Я потеряла ту радость, которую испытывала в первые мгновения.

– Не говорите так, – я обернулась, увидев Доминика. Я совсем забыла, что теперь он живёт здесь. За прошедшую неделю в школе нам не удавалось перекинуться и парой слов, не то чтобы я очень хотела, просто отметила про себя, что в тот вечер, когда я указывала ему путь, мы говорили в последний раз.

Он подошёл ближе, на нём был объёмный вязанный кардиган чёрного цвета и клетчатая рубашка, не застёгнутая на две последние пуговицы, я смутилась осознав, что мой взгляд застыл на его адамовом яблоке. Светлая кожа очень контрастировала с оттенком одежды, глаза переливались в сумеречном свете. В тот момент, когда он опустился на свободный шезлонг рядом со мной, миссис О`Браян включила наружное освещение, и моё творение заиграло новыми красками.

– Я ещё никогда не видел такой экспрессии, – тихо сказал он, словно боялся, что я сбегу говори он громче. Я молча смотрела на его лицо, был ли он искренним?

– Это… просто мазня. – Не выдержав больше я резко встала и схватив ещё влажное полотно отнесла его в пристройку, закрыв за собой дверь на ключ. На подоконнике снаружи меня ждал давно остывший чай. В надежде, что он сохранил ещё хоть толику тепла я взяла чашку двумя руками, но ужаснулась, какой холодной она была.

– Давай я принесу тебе другой! – Мистер Гаррисон подбежал ко мне и схватился за чашку, накрыв мои ледяные руки своими горячими ладонями. Словно электрическим зарядом моё тело обдало жаром.

– Нет! – Выпалила я и отошла от него, всё так же держа кружку. – То есть, спасибо, не нужно…

Доминик ласкового улыбнулся и поежившись от порыва холодного мартовского ветра зарылся посильнее в свой кардиган.

– Прости, если чем-то расстроил тебя. – Он опустил глаза, а его ресницы дрожали от ветра.

Я осознала, что повела себя грубо и поспешила принести извинения.

– Благодарю вас за проявленную доброту. – Доминик вновь посмотрел на меня, я не знала, что выражал его взгляд, но мне хотелось всё больше смотреть в его глаза, их тепло согревало меня. – Боюсь, мне уже пора… – Неловко я стала собирать с пола краски, закрыв свой альбом я аккуратно уложила все в сумку.

– Я провожу тебя, – ответил он. Я застыла, не зная, как отреагировать, но какая-то незримая сила позади подталкивала меня к нему, сокращая расстояние между нами.

Попрощавшись с Мелиндой и вернув ей ключ мы не спеша пошли вниз по дорожке к моему дому.

– Вы не должны этого делать, – я оглядывалась, но на улице было ни души. В домах горел свет, я слышала шум телевизора и смеха, семьи ужинали за столом за просмотром передач и весело обсуждали увиденное. В нашей семье такого уже не будет, никогда, я с грустью представляла своё возвращение в этот грозный и холодный особняк, и молила Бога, только бы не столкнуться с ней.

– Всё в порядке, не мог же я позволить юной леди в такую пору идти домой одной, тем более за мной должок, за тот раз – я украдкой смотрела на него, когда он говорил, наблюдала как двигаются его губы и сменяется мимика лица. – Давно ты рисуешь?

Я поёжилась и осмотрелась, лишняя предосторожность никому не мешала.

– С тех пор как, – я замешкалась и остановилась, – вы, наверное, знаете уже? Слухи что ходят в школе, правдивы. – Доминик молча слушал меня. – Моя сестра Аннет пропала два года назад, с тех пор я начала рисовать. – Он смотрел на меня, внимая паузам между фразами. – Никто не говорит со мной о ней. Словно её не существовало. Когда я рисую, мне становится легче. – Смахнув слезу с щеки я продолжила. – Спасибо, что выслушали, дальше я пойду сама.

Мистер Гаррисон подошёл поближе и нахмурившись сказал то, чего я никак не ожидала, но была ему безмерно и искреннее благодарна.