Алексей Аринин - Кент ненаглядный

Для Юлии все началось в темное морозное утро…

Тогда на пороге дома малютки нашли младенца, на ножках которого были вязаные розовые носочки. Фамилия подкидыша родилась благодаря ним – Носкова. Имя дали с легкой руки нянечки, обтиравшей пеструю юлу – Юлия.

Не знающая ни настоящей любви, ни настоящей ласки, черствая сердцем, верящая только в то, к чему можно прикоснуться, Юлька внутренне была готова стать проституткой. Ее подруги из детдома, начавшие половую жизнь в двенадцать лет, предложили ей эту работенку.

Спросом Юлька не пользовалась, и после всех сутенерских штрафов денег оставалось совсем мало. Но, привыкшая довольствоваться тем, что есть, она мирилась со всем. Ей довелось повидать немало дерьма. Водянистые взгляды пьяных ничтожеств, мнящих себя королями; зуботычины от хамов и тумаки от сутенеров; постоянное ожидание звонка в надежде, что клиент окажется трезв и не груб; уйма выкуренных сигарет и еще больше истраченных на склоки и препирательства нервов; переживания по поводу подозрительного клиента, у которого так не вовремя лопнул презерватив; пропахшие дешевыми духами и потом матрацы на снимаемой квартире; ночи, проведенные в милицейских кабинетах; драки с теми, кто спит на соседних кроватях; утренняя пьянка, цель которой – снять напряжение…

Юльку обошли стороной болезни, серьезные потрясения и наркомания. Много раз она порывалась уйти, но вопрос «что я буду делать?» удерживал ее от решительного шага…

– Ты очень красивая, – говорил ей Ромка. – И умная.

В этих новых для Юльки словах чувствовалась теплота, а от нее оттаивают заледеневшие сердца.

Она призналась ему во всем на третьем свидании.

– Девочка по вызову? – Ромка удивленно вскинул брови, на секунду задумался и пожал плечами: – Ну и что.

Ему было плевать. Он любил эту девушку и не думал о ее прошлом, живя только настоящим. Лавина любви погребла его; под ней он перестал ощущать окружающий мир. Прежние ценности – родители, дом, учеба – отодвинулись куда-то далеко-далеко. Как путник изнывает в пустыне без воды, так Роман изнывал без общения с противоположным полом. Первая, попавшаяся девчонка, показалась ему миражом. А когда мираж оказался явью, он сказал себе: «Это моя судьба. И точка».

К Юльке любовь пришла чуть позже. Льду, покрывавшему сердце, требуется время, чтобы растаять. Ну, хотя бы неделю, или две.

На четвертый день их знакомства Юлька, сославшись на месячные, взяла у сутенера отпуск.

– Что-то темнишь, чувиха, – сказала ей одна из проституток. – И глаза у тебя как-то странно горят. Колись: нашла себе мужика?

Юлька кивнула.

– При «бабулях»? Не очень древний? Сколько ему?

– Двадцать.

– Сопляк. Значит, родители «заряженные»?

– Не шибко.

– Тогда на кой он тебе?! При нашей жизни любовь-морковь надо крутить, чтобы устроиться по-хорошему, а не для того, чтобы в комнате с подселением тихо чпокаться.

Комната с подселением появилась на следующий же день после этого разговора. Юлька сняла ее, заплатив вперед за три месяца. Она порвала с прежней жизнью. Разом, как отрубила.

Комнатушка с неровным полом, с блеклыми, выцветшими обоями и лампочкой, раскачивающейся под пожелтевшим потолком, казалась ей раем. Здесь можно было спать и не слышать доносившегося сквозь сон бормотания тех, кто не уснул. Здесь можно было распахнуть окно, не опасаясь ничьих недовольных возгласов. Здесь она, Юлька, была хозяйкой.

И рядом с нею находился человек, о котором ей – удивительное дело! – хотелось заботиться.

Ромка был таким неиспорченным, наивным, словно с самого рождения жил в монастыре. Он удивлялся таким пустякам, что Юлька, не в силах сдержать рвущийся наружу смех, спрашивала его:

– Скажи, а на Луне есть города? Почему – на Луне? Потому, что ты оттуда свалился.

Ложась с ним в постель, он знала, что получит удовольствие.

– Знаешь, – сказала она однажды, – раньше для меня секс был тем же, что для мойщицы посуды – стопка грязных тарелок. А теперь – другое дело.

Ромка, знакомый с сексом лишь по скачанной с интернета порнухе и боявшийся, что Юлька только разыгрывает оргазм, постоянно допытывался, хорошо ли ей с ним.

– Да, – отвечала она.

– Честно? – не унимался он.

– Я тебя не обманываю, – взрывалась она. – Если не прекратишь задавать свои противные вопросы, я обижусь.

Они болтали обо всякой чепухе. Он рассказывал ей содержание своих любимых книг, она ему – истории из жизни.

– Жаль, что я ничего никогда не читала, – часто говорила Юлька. – А ты – просто ходячая библиотека.

– А мне жалко, что я не писатель! – взвивался Ромка. – У тебя столько сюжетов, столько характеров! Да и в жизни, как я теперь понял, все ярче происходит, заковыристее.

Два месяца пролетели так быстро, как пролетает все радостное, доброе, волшебное. Действительность не замедлила напомнить двум растворившимся друг в друге людям о существовании невзгод и трудностей.

Университетский преподаватель принес в дом Белозерцевых страшную, невозможную весть: Роман не появляется в храме науки. Разразилась невиданная доселе буря. Мать с отцом, поначалу сбитые с толку, но позднее пришедшие в себя, метали громы и молнии. Их ребенок, их чудо-мальчик, друзьями которого были книги да учеба, вдруг свернул с пути истинного! Что случилось? Где он пропадает целыми днями? С кем проводит время? Может, он стал жертвой чьих-то козней?

Ответы на все вопросы родители хотели получить незамедлительно, и Ромка был честен с ними. Честен, как всегда. Известие о появлении у сына любимой девушки отец воспринял молча, с каменным лицом. Мать же голосом, похожим на набат, призвала Ромку одуматься. Она сказала, что любовь, пусть даже и первая, не повод бросать учебу. Стареющая женщина забыла: влюбленные не думают о будущем. Любви не известен расчет, но хорошо знаком порыв. Ромка взорвался – впервые. То ли в пику родителям, то ли, желая рассказать все до конца, он сообщил о бывшей работе избранницы. У мамы началась истерика. В семье Белозерцевых продажная девка, шлюха! Мамин крик звенел в чинно стоящих в буфете хрустальных фужерах и в ушах Романа, который обманул надежды веривших в него людей. Отец, мраморным изваянием застывший в дверях, молчал, пребывая в шоке. Дворец, называемый семьей, храм, сложенный из заботы, понимания и абсолютного доверия, рухнул в одночасье.

– … и всему виною потаскуха, охмурившая невинного, – причитала мама.

Оскорбление, прозвучавшее в адрес избранницы, сделало свое дело. Можно костерить самого человека, но не касайся предмета его страсти. Клокочущий внутри Романа гнев толкнул его в спину. Он хлопнул дверью и через притихший сумрачный город помчался к той, которую боготворил. Плевать на все! Плевать тысячу раз!