Наталья Колмогорова - Чужие мои дети. 16+

Даже носами шмыгают одновременно, и щурятся одинаково близоруко.

– Вы, что ли, наш новый «пи-да-гог»?

Смазливая девочка по имени Оля картинно дёргает плечиком, смотрит на меня вызывающе, с усмешкой.

Именно «пи-да-гог», через букву «и» – пренебрежительно, с насмешкой.

Я смотрю на стрелки настенных часов – они словно застыли на отметке «семь часов десять минут»… Как же долго тянется время! Каждая секунда – длинною в минуту, каждая минута – длинною в час… Девять детских душ, девять разных судеб и характеров, за каждую из которых я отвечаю перед государством и своей совестью…

Мне страшно до ужаса! Я боюсь показаться нелепой, смешной, неуклюжей.

А что, если я не смогу наладить с детьми контакт? Тогда меня уволят… нет, выгонят с позором! Лучше бы я устроилась на работу в магазин – торговать цветами или женскими сумками…

Щёлкают замки портфелей, хлопают двери туалета, журчит в кране вода – дети собираются в школу.

Я чувствую себя бабочкой, усевшейся на взведённый курок – одно неосторожное движение, и грянет выстрел. Я чувствую себя солдатом, шагнувшим на минное поле…

А ещё я чувствую себя ужасной трусихой!

…

– Паша, что мне надеть?

– Думаю, деловой костюм.

– Ага, приду такая вся – строгая училка! Нет, костюм я точно не надену.

– Ну, тогда иди в домашнем халате! – Пашка надо мной смеётся, и даже этого не скрывает. – Юль, что ты так переживаешь? Будь смелее, и всё будет хорошо.

– Тебе легко говорить…

Я долго стою перед раскрытым шкафом, не решаясь сделать окончательный выбор. И – как в воду с обрыва! – выбираю то, к чему сама собой потянулась рука, к яркой блузе и джинсам.

– От начальства за самодеятельность не влетит? – Пашка смерил меня оценивающим взглядом.

– Но зато детям понравится – они не жалуют «тётенек в футляре» и «синих чулков».

– Ладно, собирайся быстрее, училка, а то опоздаем.

…

– А вы – ничего себе, – цинично процедил отрок лет примерно двенадцати, смерив меня взглядом с головы до ног.

– Спасибо, – я осторожно улыбнулась, готовая к любому подвоху.

– Я – Миша, – отрок хотел протянуть ладонь, но в последний момент почему-то передумал. Я без стеснения разглядываю мальчишку… Он, словно конструктор, собран из мелких деталей: мелкие зубы, мелкие черты лица, худое телосложение, маленький рост.

– Не бойтесь, Юливанна, мы вас прямо в школу доставим. Вы без нас – никуда!

– Очень на вас надеюсь.

Мишка откровенно скалится…

Он черняв, смазлив, а над верхней губой пробиваются едва заметные усики.

– Вы не городская, да… По вас сразу заметно.

Мишка смотрит хитро, прищурив чёрные, словно маслины, глаза.

– А как ты догадался?

– Я же вырос в городе, много чего повидал… А вы откуда приехали?

– Обязательно расскажу, только чуть позже.

– Замётано!

…

Хмурое утро осеннего дня и такие же несолнечные, недовольные лица у детей.

Улыбается только Мишка, и я хватаюсь за его улыбку, как утопающий – за соломинку.

– Ну что, ребята, все готовы? Тогда спускаемся вниз.

– Без сопливых обойдёмся, – какой-то мальчишка, задев плечом и взглянув искоса, обгоняет меня, лихо съезжая по перилам лестницы на первый этаж. Дерзкого мальчишку, как выяснится позже, зовут Митькой, и у него прогрессирующее косоглазие, а ещё – дерзкий характер.

…

Город просыпался трудно, словно больной – после наркотического сна.

По мокрому асфальту катили автомобили, разбрызгивая грязную взвесь, а небо сыпало такой мелкой сыростью, будто предварительно пропускало дождь через чайное ситечко.

Подъехавший троллейбус, лязгая дверьми, засосал в дрожащее и булькающее от напряжения чрево и меня, и моих закоченевших детдомовцев.

Я вымерзла окончательно, без остатка, от этого холодного утра, от состояния безысходности и потерянности в большом городе точно так же, как неприкаянные полусонные дети.

Господи, что я здесь делаю, куда везу этих несчастных полусонных детей? А вдруг кто-то из них выпрыгнет на следующей остановке – и ищи ветра в поле? А мне – тюрьма? Я же их по именам толком не помню!

– Юливанна, приехали, остановка «Школа». – Самая высокая девочка среди всех остальных осторожно касается моей руки.

– Ой, спасибо… м-мм…

– Гуля, я – Гуля.

У Гули – красиво очерченный рот и беззащитный, словно у газели, взгляд. И вся она словно газель – тонконогая, стремительная и в то же время пугливая, с копной чёрных густых волос.

Дети выпархивают из троллейбуса и дружной стайкой летят в направлении школы, я стараюсь не отставать. Кто кого сегодня сопровождает – непонятно, то ли я детей, или они – меня…

– Предъявите ваш пропуск, – пожилой охранник бдителен и корректен.

Едва взглянув на мой документ, кивает «проходите и ждите вон там, дальше – не положено».

Звенит звонок на урок, раздевалка и школьный коридор пустеют, а я обречённо опускаюсь на лавку подле окна.

…

– Юлия Ведерникова, поясните нам значение слова «педагог».

– Педагог – это раб, сопровождающий ребёнка в афинском семействе.

– Верно. А теперь перечислите основные педагогические принципы Антона Макаренко.

– Основы педагогики Макаренко – это воспитание детей в коллективе, а коллектив – это совокупность людей, основанная на следующих принципах:

общая цель, общая деятельность, дисциплина…

– Садитесь, Ведерникова, «хорошо».

Передо мной никогда не стоял вопрос «кем быть?», потому что с семи лет, как только пошла в школу, определилась в выборе профессии.

Закончив педагогический ВУЗ, я поняла, что слово «педагог» обрело для меня несколько иное звучание: в первую очередь, это – друг, наставник, пример для подражания…

Мои мысли прерывает бегущий по коридору Димка (или Сашка?). Запыхавшись, он шепчет в ухо:

– Юливанна, у вас есть бумажка? Живот скрутило.

Я роюсь в сумочке… Нет, всё-таки определение «педагог – это раб» отчасти верное.

…

Звонок с последнего урока рассыпается по всем этажам радостным эхом.

Топот… смех… визг… крики «ура»… суматоха! Дети вылетают из школьных классов шумными стайками, обгоняя друг друга, устремляются в раздевалку. Конец мучениям и нудным урокам, да здравствует свобода!

Мишка догоняет самую тихую в группе девочку Надю, шлёпает ладонью ниже спины.

– Дурак! – обижается Надя.

Митька, освобождая путь к вешалке, размахивает портфелем, описывая полукруг – «эй, поберегись, не то зашибу!»

Гуля, перебирая газельими ножками, плывёт по коридору, гордо и красиво.

А этот нескладный мальчик?.. Витя или Ваня?.. Точно, Ваня! Держится всё время от меня подальше. Он чем-то напоминает хорька – такие же заострённые черты лица, глаза не глаза – щёлки. Взгляд у Вани неуловимый, коснётся моего – и тут же ускользнёт.