Наталья Колмогорова - Чужие мои дети. 16+

– Не может быть!

– Можем себе позволить, Юлия Ивановна! – Хвастливо сказал Пашка и заулыбался.

– Ну, открывай.

– Нет, ты открывай!

Кухонным ножом Пашка умело вскрыл упаковку…

Как давно мы тешили себя мечтой о покупке DVD-плеера, или проще говоря – «видика»!

В нашем посёлке лишь две семьи – настоящие счастливчики и богатеи, люди другой касты, обладали видеопроигрывателем.

Пару раз нас с Пашкой приглашали на видеосеанс, и мы смогли увидеть то, что по телевизору никогда не смогли бы посмотреть – крутой американский боевик и фильм для взрослых.

Помню, как я краснела при виде откровенных сцен, и как хохотали Пашка с хозяином видика, и как мне, превозмогая любопытство, хотелось быстрее уйти домой…

– Паш, а кассета есть?

– Конечно, и кассету купил, только пока одну.

– А что за фильм?.. Ой, включай уже быстрее!

– Подожди, с инструкцией разберусь…

Уснули мы далеко за полночь, растроганные до слёз ещё одной историей о любви – историей под названием «Титаник».

– Завтра пойдём в видеосалон кассеты выбирать, – засыпая, пробормотал Пашка.

– Я люблю тебя. – И обняла Пашку сзади, крепко прижавшись к его широкой надёжной спине.

– И я – тебя. Спи…

…

Прошло ещё немного времени, и я стала относиться к городу несколько иначе.

Практически сошёл на нет тот животный страх, который наверняка испытывает кролик, оказавшись в одной компании с удавом. Ритм города и ритм моего сердца, наконец, совпали! Я больше не беспокоилась о том, что выгляжу не модно, по-деревенски, не терялась, как прежде, в супермаркетах, которые росли в округе, как грибы – после дождя. Лишь иногда, оказавшись в незнакомом месте, терялась, превращаясь в ту самую деревенскую недотёпу, нерасторопную провинциалку…

Всё реже мне снилась деревня с её покосившимися заборами, заросшими травой оврагами, ухабистыми дорогами; всё реже стали приходить посылки с оказией – «карабкайтесь теперь сами как можете!»

У меня появились… нет, не подруги, но хорошие приятельницы – парикмахерша Людочка, которая стригла хорошо и не дорого; педагог из младшей группы Детского дома – Галина Геннадьевна.

Пашка тоже встретил на заводе двух земляков, и они теперь держались вместе.

Мне казалось, что боль, с которой я столкнулась в первое время пребывания в городе, оставила меня, наконец-то, в покое. Как же я ошибалась!

…

Говорят, что паталогоанатом со временем спокойно потрошит внутренности человека, научившись с годами философски относиться к своему непростому ремеслу.

Или милиционер, или тюремных дел мастер (надзиратель) – все! – переступив со временем болевой порог, привыкают к издержкам своей профессии, становясь частью маятника, винтиком-болтиком в машине под названием «правосудие», привыкают к ежедневному общению с уродами рода человеческого, извращенцами и дегенератами.

Но сколько времени необходимо человеку на то, чтобы перешагнуть тот самый болевой порог и стать непрошибаемым? Чтобы эта самая боль не изъела изнутри, не выжгла, не сломала, а дала выстоять и выжить, дала возможность остаться человеком?

Кто его знает?.. У каждого – свой болевой порог.

…

Вчера Зоя Ивановна громче обычного забарабанила в дверь:

– Юлька, тебе кошка нужна? Вернее, кот.

Я растерялась:

– Не думала пока… А что?

– Знаю, что нужна. У меня и Лёвка есть, и Артамошка, а у тебя, кроме Пашки – никого. Ну, разумеется, если не брать в расчёт меня.

Старушка хихикает.

– А что, есть лишняя кошечка?

– Пойдём, сама увидишь… Да, ты не одевайся, дверь только закрой – тут рядом.

Зоя Ивановна постучала в дверь этажом выше – как раз над её квартирой.

Не дождавшись ответа, наклонилась и прокричала в замочную скважину:

– Фёдоровна, открывай! Это я, Зоя…

Послышался щелчок замка, и сиплый старческий голос проскрипел – «входите».

Мы окунулись в черноту прихожей, словно в подземный бункер, лишь в глубине коридора я успела разглядеть удаляющуюся спину старухи. Старуха, кажется, обнажена или мне показалось?

– Фёдоровна, мы за котейкой пришли.

– Идите сюда, – послышался слабый голос из комнаты.

Мы вошли…

Странное зрелище предстало моему взору: у газовой плиты стояла измождённая высохшая старуха лет восьмидесяти, по пояс абсолютно голая, если не считать розовых рейтузов по колено и белого фартука в ярко-синий горох.

Седые клочья волос (всё, что осталось от былой причёски) стянуты в небольшой клубочек на самом затылке и, казалось, держались на «честном слове» – при помощи двух шпилек.

Подумалось: тряхни бабка головой сильнее – и вся конструкция вмиг рассыплется, разлетится…

Длинной деревянной ложкой Фёдоровна что-то помешивала в кастрюльке с таким невозмутимым видом, словно каждый день встречала в таком экстравагантном виде непрошеных гостей.

Сиамский кот, восседавший на табурете, меланхолично глядел то на нас, то на хозяйку небесно-лазурным взором.

– Так что, Фёдоровна? Тишку-то мы забираем?.. В хорошие руки кота отдаёшь, не сомневайся! Юлька – не обидит… Скажи, Юль?

И Зоя Ивановна ткнула меня локтем в бок.

– Нет, не обижу! Я животных очень люблю.

Фёдоровна взглянула на нас из-под широких, когда-то красиво очерченных густых бровей, и я увидала плескавшиеся в её глазах слёзы, готовые вот-вот вырваться из-под власти хозяйки и побежать по впалым морщинистым щекам.

– Чего варганишь-то? – Зоя Ивановна бесцеремонно сунула нос в кастрюлю. – Опять кашу геркулесовую… Ладно, Тишка, идём к бабе Зое на ручки.

И Зоя Ивановна так легко подняла на руки сиамского красавца, будто он ровным счётом ничего не весил.

– Спасибо, Фёдоровна, я позже к тебе опять загляну…

Провожать нас хозяйка не стала, и мы, не прощаясь, тихо прикрыли дверь.

…

– Ты, Юлька, глазами-то не лупай! Нормальная Фёдоровна бабка, подружка моя закадычная. Только вот беда – помирает… Рак у Фёдоровны, самой последней стадии. Боли страшенные, аж кожа трещит и по швам разъезжается. На одних обезболивающих живёт… А в больнице уже делать нечего, помирать-то дома охота! Вот теперь и не может ничего носить – ни платья, ни кофты, так и ходит по дому голышом, только фартук при гостях надевает… Говорит – «забери Тишку, чую помру на днях». А на кой мне второй кот в доме? Это же война за территорию! Да и пенсия у меня маленькая – этих бы оглоедов прокормить. Вот я и подумала…

– Вы всё правильно подумали, Зоя Ивановна.

Я погладила кота, и он вдруг взглянул на меня таким долгим, таким по-человечески понимающим пронзительным взглядом, что мне стало не по себе… И столько боли плескалось в этих глазах, что неожиданно для себя я уткнулась в кошачью шерсть и заплакала.

– Ничего, девонька, будем жить. – Зоя Ивановна ласково погладила меня по голове, поспешно открыла ключом дверь в свою квартиру. На пороге дома её уже ждали – кот Лёвка и пёс Артемон.