Геннадий Мещеряков - На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях

Позавидовал я Ефиму, когда мне, безработному, выдали две тысячи рублей пособия – вдвое меньше обещанного. Еще настойчивее начал поиски работы, вооружившись всем своим ничтожным обаянием и надев последние совсем еще не рваные ботинки.

За столом сидела манекен, точнее, женщина в маске. Серые глаза ее буквально впились в меня.

– Такая наглость, такое бесстыдство искать работу в кризис, когда везде идут сокращения кадров, – чуть шевельнулись ее губы, увеличенные по моде втрое.

– Я инженер-электронщик, слышал, такие специалисты нужны вашему производству. Согласен работать на конвейере, хоть сборщиком розеток.

Манекен выпрямилась, подняв со стола груди, внутри нее заурчало.

– Тише ты, – приложила палец к губе, – взяли бы, да могут побить. Какое производство? Одни розетки и собираем, работают в основном бабы, выцарапают глаза любому конкуренту – хоть физику, хоть лирику.

В отделе кадров лампового завода две толстушки – в белом и черном костюмах – устроили перекрестный допрос. Выспросили, кажется, обо всем. Даже о здоровье давно умершего дедушки. Толстушку в белом больше интересовало, женат я или нет, есть ли у меня жилплощадь и какие я предпочитаю средства передвижения. Я честно ответил:

– Велосипед. А прежде чем думать о женитьбе, надо, мол, устроиться на работу, хоть грузчиком на склад.

– Здоровье – то позволяет? – поинтересовалась толстушка в черном, – на вид – то здоровяк, словно дуб, а может, дупло уже есть и желуди – то гнилые.

– Дайте пятак, – разозлился я, толстушка в белом протянула мне новый железный червонец: – Пятаков сейчас нет.

Удвоились со злости мои силы, и я легко согнул в пальцах червонец – он был послабее старого медного пятака. Захлопали в ладоши толстушки. Оказалось, им нечего было делать, и они от скуки потешались надо мной. У той, что была в черном, недавно умер муж, и она веселилась особенно рьяно.

– А с работой как? – спросил я наивно. – Берете? Нет?

– Если только в мужья, по всем статьям подходишь, – сказала толстушка в белом.

– Я намерен еще немного пожить, – откланялся я.

Кадрами в фирме «Рога и копыта», куда я заглянул от любопытства, вдруг, Остапа Ибрагимовича там увижу, в наше смутное время и не такое возможно, занимался сам руководитель – краснолицый и потный, словно только что отплясал лезгинку. Я сразу понял: даст он фору не только Остапу Бендеру, и никогда не заготавливал рога и копыта, тем более их носителей вдвое стало меньше в наших селах.

– Нет ли у вас, дорогой генацвале, для меня работы, могу перетаскивать рога и копыта, или бычьи туши, мне все равно. Силу мою только что измерили на заводе две толстушки.

– Э, две толстушки, у меня их десять. Какой работа, сам ничего не делаю? И силы твоей не надо, сам пятаки гну. Смотри, – он вывалил из ящика стола с десяток согнутых пятаков. – После обеда их начну разгибать.

– А как же копыта, рога?

– Какие рога? У мужиков ваших ищи рога, лучше садись, давай выпьем по маленькой, – он достал из стола огромный позолоченный рог, – пятаки погнем.

Вот это винцо! Самогон у дворника Ефима в сравнении с ним – соляная кислота.

Дал объявление в газету и в местный телеканал: «Ищу няню, любого возраста, пола и любой ориентации своему годовалому дитяти. Можно мужика – не инвалида и без дурных привычек». А то был у соседа такой – в результате ребенок начал материться раньше, чем ходить.

Жена на работе, у нее зарплата в три раза больше моей, так что с ним сижу я. Вагоны с цементом, которые мы разгружали в студенческие годы, казались теперь детской игрой в песочек. Чувствую себя как на каторге, и спасти меня может только няня.

Я даже приписку в объявлении сделал – оплата любая, в пределах моих возможностей. Вот до чего довело меня родное дитя. А что будет, когда вместо соски возьмет оно в рот горлышко пивной бутылки.

Приписка сделала свое дело – повалили ко мне со всех сторон разные люди и действительно разной сексуальной ориентации.

Кажется, баба пришла: и накрашенная, и губастая, но говорит басом:

– Вот и я, образование высшее, педагогическое. В день беру по тысяче баксов.

– Вы не перепутали, я не на панель вас звал, а к ребеночку, годовалому, спокойному, как лемур.

– О, ля МУР, любовь. Как это мило. Я всегда к вашим услугам.

Пришла молоденькая робкая девушка, ангел во плоти:

– Где чадо? Надо посмотреть. Если похож на отца, одна ставка, если на мать – другая.

– Почему? Никогда не слышал о таком разграничении.

– Либо беса надо изгонять из чада, либо ведьму. Разные розги нужны. Меня драли лозой, она помягче.

Больше других мне понравились двое. Мужчина очаровал сразу. Симпатичный, веселый, с ямочкой на щеке, словно пальчиком в детстве в этом месте часто нажимал. И зарплату попросил приемлемую. Но предупредил, кричит он петухом по утрам, когда встает солнце. В детстве жил в деревне и всегда передразнивал горластых, вот и вошло в привычку. «Это я и спать не буду часов с пяти»? Как от сердца оторвал его. Но проводил до двери и обещал подумать. Если положение будет совсем критическое, припаду к его стопам, вернее, стопе, вторая нога у него была деревянная в виде чурки.

Как за соломинку ухватился за бабушку Пелагею Сергеевну, приехавшую в наш городок из Баклуш. Она была главной претенденткой на домашнюю няню. Я уже договорился с ней, но пришла с работы жена и задала дополнительные вопросы.

– То, что будешь жить и питаться у нас, Пелагея Сергеевна, мы согласны. И одежонку, как ты говоришь, тебе справим и обувку тоже. И половину моей зарплаты (как указывали в объявлении) будем тебе платить. Но скажи, есть ли у тебя опыт воспитательной работы?

– Какой работы?

– Ну, сколько было у тебя детей.

– Осемь, матушка, да двое помёрли.

– Где они сейчас работают, Пелагея Сергеевна?

– Двое нигде, шалберничают. Вовка с Митькой все еще в тюрьме, но скоро придут. Эх, и надают оне соседу по брылам: огород у меня, стервец, на метр отрезал забором. Переставит, небось. А девки в городе ошиваются. У одной детей отобрали за пьянство, другая проституткой стала, но одумалась. Скоро муж с острога придет, голову ей обещал оторвать.

– А супруг ваш что, смотрит на все сквозь пальцы?

– Нету у него пальцев. Отморозил по пьяни зимой. Был без рукавиц. Сунул руки в снег и уснул, сейчас берет, бедолага, стакан с самогоном двумя культями. Вот подзаработаю у вас деньжат, куплю ему бокал с огромной ручкой, чтобы туда культя пролезала.

– Все понятно, Пелагея Сергеевна, лучше мы вам такой бокал сразу подарим. Муж мой, как я вижу по его изменившемуся лицу, сам справится с дитятей. Балда, вон, сумел, а он чем хуже.

Темный подвал. Свет падает из серого от пыли окошка. За столом из деревянных ящиков сидят бомжи, пьют пиво с кашей и всех подряд кроют матом. В сторонке устроились пятеро – трое хорошо одетых мужчин, женщина в кожанке и большая собака с влажными глазами.