Антон Колмаков - Сборник таинственно-лирических рассказов

Среди них он сразу нашел глазами того, кто осмелился задать ему столь провокационный вопрос, да еще в такой дерзкой форме. Каким-то шестым чувством из большой группы иностранцев Борода смог выделить наглеца и безошибочно определить, что этот малый очень не прост. Широченный в плечах, высокого роста, с сильными руками, от которых чуть ли не рвалась засаленная футболка, и нереально огромными ладонями он напоминал одного из героев скандинавского эпоса. От чужака пахло ромом и храбростью. А от Бороды шел душок вчерашнего дня, кильки и папирос. Но от этого он как будто делался только сильнее и агрессивнее. И, несмотря на то, что у каждого из описываемых героев была своя и очень разная колыбель цивилизации, даже самый невнимательный моряк или грузчик в порту помимо общности мощных торсов и какой-то неописуемой мужественности подивился тому, насколько же схожи их бороды! ( Федор Иванович вдвойне оправдывал свое прозвище, так как являлся «бородатым» не только по паспорту, но и по существу ). Борода Федора Ивановича была густой, рыжей и длинной, а вот борода заморского гостя была длинной, густой и красной. Что, по сути, одно и то же!

Какой-то остряк из зазевавшейся толпы, то ли из грузчиков, то ли из моряков ( одно можно сказать лишь с уверенностью, что это был русский человек, поскольку только русским присуще такое чувство юмора! ), воскликнул:

– Так они же братья!

И весь порт, который теперь только и наблюдал за происходящим, дружно взорвался от смеха, понимая без лишних слов, что подметивший это сходство остряк говорил именно о бороде. Никому из грузчиков теперь не хотелось работать, и все, зная характер Бороды, ждали, когда наступит развязка и иностранный гость будет бит. А тем временем моряк обратился к Бороде еще раз:

– Я по-вто-ря-ть сно-ва свой во-прос. Па-па-ша, есть ли у тэ-бя рус-скай та-бак?

– Табачку захотелось, иностранная морда? – поднимая кулаки в воздух, взревел Борода и стал быстро спускаться по трапу. – Сейчас я тебя научу, как надо в гостях разговаривать.

И также сотрясая кулаками воздух, зачем-то икнул ( послышался легкий смех ).

– Фи, как грубо, Иван! – воскликнул иностранец и немного подался вперед навстречу «Ивану».

Кто-то с палубы, опасаясь за здоровье и честь мундира иностранного гостя, крикнул:

– Борода, ты там поаккуратнее, ведь вы родственники, чай, не чужие…

И добрая половина порта снова взорвалась истерическим смехом. Но Борода, одолеваемый приступом ярости, ничего уже не слышал: ни шуток, ни смеха, ни подбадривающих посвистываний. Его кулаки чесались как никогда в жизни, а душа требовала справедливости. Но иностранный гость как будто и не собирался вступать в драку. Улыбаясь во весь свой большой рот, он сказал:

– Иван, уз-ба-гой-ся и ос-та-но-вись.

Но «Иван» уже не мог остановиться, даже если бы захотел. Сейчас он был как мощный, неуправляемый локомотив, который несется на всех парах мимо станции не в силах сбавить ход по причине того, что у него отказали тормоза. Видя решимость русского богатыря, иностранец хотел еще что-то сказать, но уже не успел. Мощный удар обрушился на его челюсть. Что-то хрустнуло. Толпа одобрительно взревела. Не ожидавшие такого резкого поворота, моряки-иностранцы расступились и стали подбадривать своего товарища. Чуть-чуть отступив назад, но удержавшись все-таки на ногах ( что очень удивило Федора Ивановича, как и русских мужиков, по той причине, что после удара Бороды еще никому не удавалось устоять на ногах ), скандинавский силач с перекошенной на левую сторону челюстью продолжал улыбаться, только теперь уже кровавой улыбкой ( что опять же ввело в смущение всех присутствующих аборигенов ). Его руки были опущены вниз, а потому он даже и не помышлял наступать на обидчика. Борода ликовал! Он даже успел подумать о том, что победа почти у него в кармане и что со второго удара он отправит противника в глубокий нокаут и все будет кончено. Но как только он занес свой кулак во второй раз, каменная дорожка, на которой он только что стоял, ушла у него из-под ног, а в глазах замелькали и закрутились порт, корабли, люди, которые теперь казались черными точками ( видимо, скорость вращения действительно была очень высокой ). Русские же мужики все как один открыли от удивления рты и наблюдали за тем, как иностранный силач крутит вокруг своей оси на двух руках Бороду. Не в силах почему-то сопротивляться Борода снова не вовремя икнул и почувствовал, как он куда-то летит… Погрузившись на несколько метров под воду, он быстро всплыл и, ошарашенный таким развитием событий, услышал неодобрительные вопли и брань нескольких сот глоток со стороны иностранного корабля. После этого, не помня себя от позора и подняв глаза к пирсу, он увидел скошенную набок челюсть своего недавнего противника. А иностранец, все так же растягивая слова и ставя ударения не на те слоги, крикнул:

– Нэ бу-ды лы-ха, па-ка ано ты-ха, па-па-ша.

Федор Иванович, даже несмотря на выбитую челюсть своему оппоненту и не получив от того ни одного удара, все же считал, что потерпел поражение, и, ворча что-то себе под нос, стал подниматься на берег. Весь мокрый и ошарашенный таким поворотом событий, Борода поплелся в сторожку. В этот день Федора Ивановича никто больше не видел. А вот утром следующего дня, когда иностранный корабль снялся с якоря и дал длинный гудок, полупьяный и полуодуревший «Иван», выйдя на крыльцо своей сторожки и громко бранясь, грозил стоявшим на палубе морякам кулаками и еще долго смотрел вслед уходящему судну.

Вот так и жил Федор Иванович. То дрался, то пил, то дебоширил, и гнать бы такого работника поганой метлой, но все понимали, что ценнее его не сыскать во всем Петербурге. За что бы ни брался этот человек, все у него клеилось и получалось. Неряшливый с виду, в рваных ботинках ( почему-то именно правый ботинок часто «просил каши »), в работе у Бороды был полный порядок. И если уж Федор Иванович напивался до такой степени, что не мог ворочать не только лопатой, но и даже собственным языком, то на следующий день с глубокого перепоя он работал за семерых, желая доказать, что ничуть не хуже других, что он так же полезен, что он так же в строю рабочего класса. К выходкам, которые изредка мог позволить себе Борода, руководство давно привыкло и на многое закрывало глаза.

Вот так размеренно изо дня в день, из года в год и текла жизнь Бороды, и казалось, что нет в ней просвета, нет перспектив. Да и сам Федор Иванович был очень доволен от такого, казалось бы, на первый взгляд безмятежного ритма жизни. Но то, что случилось прошлой весной, повергло многих в легкий шок ( что иногда случалось с теми, кто наблюдал за жизнью Бороды ), а кого-то и вовсе привело в неописуемый восторг.

Читать дальше