Альберт Светлов - Орфей неприкаянный

Но и тут мне предстоял облом. Ни через сутки, ни через трое, ни Сашка, ни Куприян не удостоили меня визитом или звонком. Фрол Беговых также не поддался на мои уговоры. Денег у них в семье не прибавлялось. Однако, забегая вперёд, признаю, судьба не курица, её не обманешь, она в итоге свела Наточку и Фрола, правда не решусь утверждать, будто исход знакомства доставил удовольствие той или иной стороне.

Таким образом, чествование нами юбилея Тачанска осталось нереализованным. Но я уже закусил удила, и на руку мне сыграло заявление Китайченко о необходимости срочно увидеться, сформулированное ею в телефонном разговоре. Детали она обещала раскрыть в письме, и не соврала.

Суть пропозиции, приведшей меня в ступор, заключалась в следующем. По заверению Китайченко, где—то далеко, в какой—то области нашей необъятной матушки России, недавно скончалась её бабушка. Она оставила внучке в наследство хоромы на берегу Дона, но получить жилище внученька могла, лишь выйдя замуж. Мне—то Натка и отводила роль муженька, наводя на мысль о регистрации фиктивного брак. Если она меня не устроит в качестве супруги, то я вправе развестись, и претензий никаких она иметь не будет, наоборот, вручит 10% от суммы, вырученной за продажу постройки. Было обязательно провернуть её план до 31 октября, иначе капиталец уплывал.

Колебался я не долго. Но требовалось, как минимум, вживую увидеть ту, что сделала предложение, от которого сложно отказаться. И я стал настойчиво требовать свидания. Она согласилась, и 1 сентября, после окончания торжественной линейки в честь начала нового учебного года, я прямо с документами в папке, погнал к кинотеатру «Отчизна». Естественно, я чрезвычайно нервничал и пристально вглядывался в каждую проходящую мимо девушку. Наталья не появилась. Точнее, она, нацепив тёмные очки, прошествовала рядом с остановкой, где я вертел башкой в разные стороны, выглядывая её, и, тщательно рассмотрев планируемого мужа, села в подошедший кстати трамвай.

Проторчав там китайским истуканом 40 минут, я, отчаявшись, недоумевая, направился домой, а по дороге с телефона—автомата набрал её номер.

– Привет, Наташ, – замогильным голосом, всхлипываяподвывая, произнёс я, – это Максимов. Догадываешься, почему я звоню.

– Догадываюсь, – невозмутимо ответствовала ехидна. – Я передумала.

– Что передумала?

– Встречаться.

– Ну и отлично!

Я грохнул трубкой о рычаг и запрыгнул в маршрутку.

Дома, отыскав всё её бумажонки, я запихал их в конверт, приложив к ним насмешливую записку, указал на нем адрес Китайченко, и, не раскрывая данные отправителя, бросил послание в почтовый ящик. Позднее выяснилось, – письма свои обратно она не получила. По всей видимости, вес депеши превышал норму, и служащие отделения связи, не желая доставлять его адресату без доплаты, оставили пухлый пакет себе на память.

Горевать и рвать волосья на различных участках тела времени у меня не было. 28 часов нагрузки не предполагали сантиментов и соплей. Они ждали полной отдачи. Воспоминание о неприятном инциденте с Китайченко отходило на задний план.

Отправляясь следующим утром в школу, я увидел, – на детской площадке, у турника, лежит, прикрытый белой тканью труп мужчины. Из—под края простыни торчали чёрные брюки и пыльные ботинки. Милиционер, пристроившись на шатком бревенчатом краешке песочницы, в ожидании труповозки заполнял протокол осмотра места происшествия. После полудня я снова проходил по той же самой тропинке, и покойник до сих пор находился в прежнем положении. Вокруг стояло несколько зевак, и я расслышал сетования, что «…от безысходности повесился, им жалованье за 3 квартала шурупами и гвоздями собирались выдать…», что «Скорую» вызвали сразу по обнаружении мертвяка, но на подстанции пообещали приехать не ранее, чем найдут необходимый для поездки бензин. В описываемый период подобные ответы являлись обычным делом, и мало кого удивляли. Милиция не выезжала на вызовы, врачи к больным, пожарные опаздывали к полыхающим строениям. Бабушка Катя, коротавшая вечер на лавке с соседками, потом рассказала: мертвяка увезли около семи.

Прошлое нагнало меня неожиданно и по—свойски похлопало по плечу. Случилось так, что, выбравшись в деревню, в «Стекляшке» я увиделся с бывшими одноклассниками. Точнее, одноклассницами. Со Смитсон, а затем и Шмыгович. За прошедшие годы я сильно изменился, и обе они меня не узнали. Трудно вспомнить человека, когда ты маешься в очереди и мысли твои заняты подсчётами требующихся к ужину продуктов, а рядом мелькает, вроде бы, знакомая, и всё—таки совершенно чужая физиономия.

Заезд на уборку картошки планировался нами задолго до выходных. 1/2 надела, засаженного картофелем, мы вскопали с помощью мамы и Армена, в итоге прилично натрескавшихся браги, и по темноте носившихся друг от друга с криками: «Убью!» по огороду. На вторые сутки я не остался, «горела» подготовка к понедельнику, поэтому до обеда отбыл в город.

Аленделонистый Костя Герлов, наш новый учитель «Обществоведения» и «Истории» влился в штат в конце сентября. Темноволосый худощавый красавец с елейным взором и вкрадчивым тенорком моментально покорил сердца женской части коллектива. И даже Вика Максимовна, вплотную приблизившаяся к финишу бальзаковского возраста, на совещаниях нет—нет, да и бросала на Костика томные взгляды. Расписание она старалась делать Герлову близким к идеальному. А вот я от внезапных кульбитов графика иногда впадал в состояние отчаяния. Да и сложно не бегать с матом по коридорам в поисках Вики, если тебе поставили одновременно занятия в трёх отдельных классах. Приходилось выкручиваться. Постепенно я пообтёрся и привык, два урока враз в одной параллели уже не вызывали у меня замешательства.

Константин, пользуясь фурором, произведённым в коллективе, относился к профессии не то, чтобы легкомысленно, но всячески избегал проблем с детьми и стычек с начальством. Отметки выставлял, не зверствуя, при просьбах подправить, шёл на уступки. Дети же, чуя слабину, мгновенно уселись ему на шею и свесили ножки, запросто называя Герлова – «Костян», а он в ответ лишь застенчиво улыбался. Забежав как—то раз во время урока, проводимого им, в лаборантскую за забытым термосом, я чуть не упал, споткнувшись у входа о валявшийся чей—то портфель. Ещё на подходе к кабинету, я отчётливо слышал, – внутри стоит непрекращающийся гам, а очутившись за дверью, обнаружил, – детишки не только орут, но и носятся по комнате, дубасят сидящих рядом с ними товарищей учебниками, пускают самолётики, плюют из трубочек. А Герлов, делая вид, будто происходящее его вовсе и не касается, продолжает объяснять тему, обращаясь к пяти—семи учащимся, старавшимся в том аду расслышать слова преподавателя. Костя писал на доске термины и даты, а в её коричневую поверхность с хлюпаньем смачно впивались мокрые бумажки, выпущенные из трубок.