Алексей Беляков - Арчи. И ДРУГИЕ РАССКАЗЫ

Я не помню во всех подробностях ту свою поездку. Еще бы, ведь это было так давно. Мне было всего двадцать пять, я был молод, наивен и самонадеян, как все молодые люди этого возраста. Мне казалось, что я могу свернуть горы, «только дайте во что упереться». Опыта в выборе щенка у меня не было никакого, кроме советов более опытных товарищей и прочитанной литературы, но я был уверен, что у меня все получится.

Не прошло и часа, как я уже сидел на стуле в квартире заводчика и тупо разглядывал бродящих у моих ног месячных щенков, совершенно не понимая, кого из них выбрать. Все они были абсолютно одинаковые, как мне казалось, и больше интересовались друг другом и окружающими вещами, чем мной.

– Эти две девчонки, – сказал гостеприимный хозяин, забирая из большой компании двух крох, – так что на них даже не смотри. А вот эти три – парни.

– Ну, может быть вот этого, – сказал я неуверенно, показывая на одного из щенков.

Видя мои сомнения, хозяин вздохнул и, подхватив на руки совсем другого щенка, сказал:

– Возьми вот этого. Видишь, какой активный и крепкий.

– Хорошо, – ответил я, принимая из рук в руки юное создание.

Это был коренастый лопоухий малыш, который сразу мне приглянулся.

– Давайте я тогда вам задаток оставлю за него, – сказал я, доставая деньги, – а через недельку за ним приеду, когда документы будут готовы.

– Зачем? – возразил хозяин. – Ты его сейчас забирай, чтобы никто другой не взял. Когда документы будут готовы, я тебе позвоню и их передам.

Я слегка опешил, поскольку был совершенно не готов к тому, что мне придется вернуться домой с щенком. Ни подстилки, ни миски, ни еды у меня еще не было.

– Не переживай, я тебе все объясню. А потом еще книжку дам. Хорошая книжка. Там отлично написано про воспитание рорсов.

– Кого? – не понял я.

– Ну, русских охотничьих спаниелей, их сокращенно так называют.

– Да я даже ничего и не взял, чтобы щенка везти.

– Я тебе все дам. За пазуху посадишь и по апрельскому солнышку до электрички доберетесь. Не замерзнете.

Честно скажу, всю дорогу, пока мы ехали до дома, я боялся, что щенок надует лужу прямо мне за пазуху. Но тот мирно проспал полдороги, а когда проснулся, то стал лизать меня в нос, с любопытством выглядывая из-за ворота куртки. Ни одна другая собака никогда так дружелюбно и ласково не лизала меня в нос. Может, я с годами стал черствее, а, может, это было тогда в первый раз, но я был счастлив и улыбался, не скрывая этого от окружающих.

До сих пор помню его запах – запах молока. Да, да. Не псины, не детской мочи, а именно молока. Парного молока. Возможно, я покажусь вам странным, но у меня многие запахи вызывают определенные ассоциации. Запах талой дорожной грязи и сырости, воспоминание о приближающейся весне. Запахи слежавшейся листвы поздней осенью, возвращает меня в грибное лето. А запах коровьего навоза, принесенного ветром с соседней фермы, вызывает совсем не тошнотворную реакцию, а напоминает аромат парного коровьего молока. Возможно, это воспоминания моего детства, проведенного в деревне среди домашней скотины, колосящихся нив и лесных просторов. Не знаю. Запах же маленького щенка связан для меня только с молоком и его матерью.

Моя молодая жена была крайне удивлена, когда увидела, как у меня из-за пазухи высовываются черная бусина носа и два озорных глаза.

– Ты же собирался только посмотреть, – сказала она строго.

– Так получилось, – ответил я, выпуская на линолеум нашей маленькой комнаты нового жильца, на который он тут же излил все, что думал о ее размерах.

Жили мы тогда довольно тесно, но дружно. И, хотя квартира состояла из четырех комнат, она считалась малогабаритной, что было и неудивительно. Внутреннее пространство квартиры открывалось маленькой прихожей, которая была тем самым камнем на распутье трех дорог. Налево она приводила в коридор, настолько узкий, что идти по нему мог только один взрослый человек, почти касаясь плечами стенок. Плавно перетекая за угол, он превращался в крошечную кухню, перед входом в которую открывались двери в туалет и ванную.

Справа у входной двери стояла тумба, а над ней висело большое зеркало. А рядом с зеркалом открывалась дверь в большой мир: гостиную с диваном, креслами и стенным гарнитуром, из которой можно было попасть в еще две маленькие комнаты.

Третья дверь из прихожей располагалась точно напротив входной двери и приводила в нашу комнатушку. И хотя прожили мы в ней сравнительно недолго, по сравнению с нашей будущей жизнью, именно здесь родилась наша молодая семья. В нашей комнате слева у двери стоял платяной шкаф, а следом за ним раскладной диван, раздвигающийся до самой противоположной стены. Нет, не подумайте, что диван был такой огромный. Напротив, это комната была крохотная. У правой стены стоял книжный шкаф, и на стене висели в ряд полки с книгами. Окно занимало практически всю стену напротив двери, а пространство под ним располагался самодельный складной стол-подоконник, который я соорудил еще мальчишкой.

Место для Арчи мы сделали из мягкой детской пеленки и положили его между платяным шкафом и диваном так, что даже ночью я всегда мог протянуть руку и погладить его. Ни для кого не секрет, что большинство щенков, попадая в чужой дом, скулят и ищут маму. Арчи не скулил и не искал. Он как-то сразу принял нас всех, как свою большую стаю, и ко всем относился с большой симпатией и любовью. Я же с первых дней нашей совместной жизни пытался его воспитывать, крича и наказывая по поводу и без повода, часто вызывая негатив у окружающих. Каюсь, был молод и глуп, и многого не понимал в воспитании собаки. Возможно, я таким бы и остался, однако, именно благодаря Арчи, я стал по-другому относиться к воспитанию. Иногда меня посещает мысль, что мой сын должен быть благодарен псу за то, что не он оказался первенцем в нашей семье, и все синяки и шишки достались не ему, а этому упрямому, но терпеливому кобелю.

С первых шагов по нашему дому Арчи стал всеобщим любимцем. Даже мой отец, который сильно возражал против появления собаки в доме, с первого взгляда «растаял» и полюбил его. Это для меня было очень важно. Я с малых лет очень любил и уважал своего отца, и в то время его мнение имело для меня очень большое значение. Поэтому я не скрывал своих переживаний – а вдруг он не одобрит, что тогда делать? Но он только улыбнулся и махнул рукой: «Пусть остается»! И мы облегченно выдохнули.

Главной же любовью Арчи была моя мама, и эта любовь была взаимна. Как только она его не баловала. Никакие уговоры и сетования на воспитательный процесс с нашей стороны не имели успеха. Мама, которая окружала любовью всех, кто оказывался с ней рядом, отдавала часть себя и собаке. И пес души в ней не чаял.