Галина Долбенко - Дело было в Никольском. Рассказы

– Я прощаю тебя, не плачь. Ты хотел всегда моей смерти, а сам вперед меня умираешь. Кому вот я теперь нужна? Кто обо мне позаботиться?

Сноха же не бросила свекровь – добрая душа, – подумала: все-таки бабушка моим детям, и так жили вместе.

Так и прожила беззаботно Федосья Михайловна до глубокой старости. Привычки свои не могла оставить: воровала пирожки, пряники, куски мяса и прятала все под свою подушку. Съедать не успевала и запах протухшего мяса и плесени заставлял сноху вспоминать о том, что требуется почаще проверять постель свекрови и выкидывать прочь испорченные продукты. Бабушка Феня плакала очень громко и долго, не желая раставаться с припасами, приговаривая:

– Оставь, Шара, я их еще съем, не выбрасывай.

За свою жизнь только один раз была в больнице, когда пьяная упала и сломала руку. Ей наложили гибсовую повязку, а, приехав домой, она ее сняла и грозно сказала повязке: «Ну ее к черту, без нее обойдусь!» К синей больной руке привязывала влажную от мочи тряпку и кость вскоре срослась.

После шестидесяти лет у нее стали шататься зубы и, не дожидаясь, когда они выпадут, она привязывала к ним нитку и выдергивала их сама. Все обходилось без врачей. Правда еше раз ей однажды пришлось вызывать скорую помощь, когда, пьяная, она, упав на что-то острое, сделала себе на шее глубокую рану, кровь как из поросенка хлестала. Она много потеряла тогда крови, но не потеряла сознание – ей было в это время уже семьдесят лет. Зашили ее, а на следующее утро она уже снова напилась.

Кода перед смертью Феня лежала в постели, подозвала меня и попросила не лекарства, а яду, чтоб побыстрей отравиться и не мучиться долго, но ей даже лекарства уже не давали: ей ничего не помогало. Цирроз. Разрушилась печень, потому что никого не слушала и украдкой пила, да по многу.

Схоронили ее, но крест не поставили: чуваши ведь мусульмане. Хоть она никому не молилась и в мечети и церкви не ходила, ее признали мусульманкой, а может просто лень стало крест ставить.

Я ее внучка, но, вспоминая прошлое, хорошим словом не могу ее вспомнить: она всегда обижала меня и грубо стукала своей рукой мне по спине, а рука была словно железная. Потом и детей моих, своих правнуков, тоже до слез колотила. Может, злости у нее было много и ненависти ко всем людям из-за ее тяжелой сиротской доли.

Мамины рассказы

Мамина прабабушка Наталья была помещицей и жила в Дергачах, в пятнадцати верстах от городка Пугачева, Саратовской губернии, Ершовского района.

У Натальи Пугачевой муж умер в сорок лет: его конь лягнул, норовистый был, дикий. Осталась женщина с двумя сыновьями, Петром и Федором, и дочерью Полиной. Поместье большое и управлять им пришлось Наталье самой.

Много было коров, лошадей, кур, уток, гусей и работников, которым хорошо платила и многие сами желали у нее работать. Пришел как-то в работники бедный парень. Высокий, красивый, сероглазый, черный вьющийся чуб свешивался на чистый лоб и очень опрятно одетый. Он горделиво вышагивал, словно сам хозяйствовал поместьем. Работу свою выполнял добросовестно, скотником взяла его Наталья Ивановна. Звали его Петр, по фамилии Щоголь. И полюбилась ему Полина, хозяйская дочь, да и та часто вздыхала по красивому лицу бравого избранника. Как увидит его, навстречу идущего, опустит стыдливо глаза, а щеки пунцовыми делаются. Сердце застучит, как по наковальне молот, она словно вспорхнет бабочкой и побежит в дом.

Петр заметил, что Полина к нему неравнодушна и подловил ее вечерком. Признался ей в любви и предложил руку и сердце. Девушка согласилась. На другой день Петр тихо так подошел к Натальи Ивановне и попросил разрешение жениться на ее дочери.

Молодой человек нравился хозяйке, как работник и как будущий зять, который не разорит хозяство, и она дала согласие. Но только в поместье они жить отказались.

Сыграли свадьбу, обвенчали и Наталья Ивановна подарила им лошадь, корову и птиц, и они уехали в Ершов, чтобы попробовать самим зажить своей семьей. Там у Петра уже был саманный небольшой домик, родители умерли и жил он один. Стали жить молодые в любви и согласии.

Полина, кареглазая брюнетка, стройная, красивая, родила сына Ивана, через год с половиной – Михаила, а через два года родилась девочка Мария, похожая на Петра. Прошло еще пять лет и Полина вновь ждала ребенка.

Все было бы хорошо, но в соседях у них проживала пожилая женщина с дочерью Ганной. Ганна ее выросла и черная, толстая ее коса тоже росла и вытянулась аж до пят, сама же девушка была невысокого роста. Черные глаза всегда завистливо следили за соседями и приплюснутый нос вынюхивал счастье супругов, а толстые губы шептали проклятия, приоткрывая безшумно большой рот. Мать ее славилась качественной повитухой, иные же боялись и считали их обеих ведьмами.

Вот пришло время Полине рожать. Холодный осенний ветер поднимал и кружил сухую траву и, завывая, несся в голое поле. Воды отошли и Полина попросила Марию сбегать за соседкой, та пришла и постелила на холодном глиняном полу тряпицу и приказала роженице лечь. Повитуха открыла дверь и ледяной ветер пронизал разгоряченное вспотевшее от потуг обнаженное тело насквозь. Полина дрожала от холода и стонала от боли. Долго она мучилась и наконец родила девочку. Повитуха ушла. Петр помог жене встать и положил на кровать. Но жене становилось все хуже и на другой день Полина умерла, а девочка на третий.

Марию бабушка увезла жить к себе, а сыновья остались с отцом. Не долго горевал вдовец, появилась новая жена Ганна, которая тут же примчалась его утешать. Соседи, глядя на них, поговаривали:

– Видно, эта ведьма привязала его к себе своей длинной косой, а Полину уморили.

На том и кончились пересуды.

Мария жила у Натальи Ивановны – та внучку любила и учила читать, писать, вести правильно хозяйство, готовила себе замену. Сыновья разъехались, обзавелись уже своими семьями и появились у них дети, но жены сидели дома с детьми и к бабушке внучат не пускали. К Наталье Ивановне тоже ходили люди лечиться: к пожилому возрасту в ней дар открылся, она сама ездила у дочери роды принимать всех троих внучат, а вот последнего ребенка не смогла: преждевременно роды начались и поэтому пришлось пригласить повитуху, мать Ганны. Наталья Ивановна их не винила и на бога не роптала – что уж суждено. Заговаривала грыжу, экземы, снимала порчу и сглаз. Мария просила бабушку:

– Научи меня своему делу, я тоже хочу людям помогать.

Но бабушка категорично отрицала:

– Не научу тебя, доченька, трудная эта работа. Мучить тебя будут, день и ночь в работе. У тебя и так много заботы будет, хозяйство у меня большое, землю вспахать вовремя, засеять, урожай собрать, продать лишнее, скот, молоко и яйца лишнее тоже, рабочих не обидеть. Не буду учить тебя, что сама знаю, тебе только добра желаю. Учу уже жену конюха, у нее четверо детей и она слезно просила. Они живут в пристройке моего дома и она всегда тебе поможет, если надо.