Галина Долбенко - Дело было в Никольском. Рассказы

Когда на соседней улице освободился дом, та семья уехала в другую местность, тогда Петр с Ганой переехали туда, оставив молодых в покое.

В школу Шура не любила ходить: кинет портфель или спрячет его в навозе, а сама на горку с ребятами убежит кататься. Мама ее наказывала, ругала и била, но толку – ноль. Любила девочка еще к отцу на колбасный завод ходить, там ее любили рабочие, особенно киргизки, говорили:

– Ты так похожа на Богиню Земли.

Она удивлялась и спрашивала кто такая эта богиня, а они просто улыбались и гладили ее по голове.

Алексей работал директором и домой всегда приносил вкусные колбасы и шоколад, который ему давал директор кондитерской фабрики взамен колбасы, которую покупал подешевле, а не воровал. Брат с сестрой ели колбасу с шоколадом и запивали молоком.

Однажды случилось несчастье на заводе: русская рабочая пренебрегла мерами безопасноти и попала в мясорубку, и ее прокрутило вместе с говядиной. Завод остановили, мясо закопали, которое предполагалось с мясом несчастной: специально вырыли яму, а остатки просто раскидали птицам. Высшее начальство предложило Алексею уволиться и уехать, чтобы никто не обвинял его. Он так и поступил. Семья переехала в Донбасс, куда раньше переехал отец Маши и где теперь Петр Щоголь с Ганой проживал, работая кладовщиком. Мария снова устроилась продавцом в магазине, а Алексей стал шахтером. Когда началась война, Алексей с семьей вернулись в свой дом на Лысой горе. Оттуда его забрали на фронт, где он в сорок втором в августе и погиб. Так пришло извещение, но Мария не верила, говорила, что чувствует его живым.

Лысая гора хоть и принадлежала Ершову, только жители ее считали особой, обособленной территорией, так как их разделяла река и два парома перевозили людей с одного берега на другой. Правда, один перевозил людей, а другой – животных на бойню, на колбасный завод. В этой реке водились раки и, когда паром перевозил животных, раки ползли тучей на запах, цепляясь за ноги и хвосты лошадей, коров и верблюдов, и сопровождающие скот палкой убивали раков и складывали в мешок: вкусная закуска была к пиву.

С ранней весны до позднее осени дети ловили раков. Витя и Шура не упускали момента и в свободное время тоже с гурьбой ребят бегали ловить. Старший по возрасту всегда около реки разжигал костер и поддерживал огонь, потому что в котле должна кипеть вода. Дети кипяток наливали в ведро и пойманных раков сразу бросали в горячую воду. Красных уже вынимали и складывали в отдельную кучу. Дети приносили с собой сырое говяжье мясо, нанизывали его на палку и опускали в реку. Налипало очень много раков. Потом дети сами варили их, но кушали только шейки, а остальное клали в мешок и уносили домой, а часто вообще бросали несъеденное в реку и наблюдали, как в чистой прозрачной воде раки набрасывались на своих вареных собратьев и, вырывая друг у друга, с жадностью пожирали. Брат с сестрой целиком брали в ведро десять раков и приносили матери, особенно в военное время, когда отца с ними уже не было. Он был на фронте. Во время войны, в сороковых годах, от голода ели даже собак, но Мария говорила детям своим и соседке:

– Лучше будем кушать сусликов, чем собак. Собаки как друзья – их трогать нельзя.

Дети от шести лет до пятнадцати, все без исключения, ходили по полям, по оврагам и ловили сусликов. С собой носили воду в ведрах, заливали нору и оттуда выбегали три или четыре зверька. Ловкие ловчие ребята стояли на стреме и за горло хватали суслика, когда тот выскакивал из норы. Палкой стукали зверька по голове, а некоторые об землю, и клали в мешок. У них мясо белое и диетическое, как куриное. Варили супы, жарили, особенно дети любили нанизывать сусликов на проволоку и подвешивать над костром. Кишки не потрошили, в них, они говорили, находилась лишь трава, потому можно есть прям с кишками. Жаркое ели с аппетитом, и жир приятно стекал по рукам.

У Марии в соседеях жила глухая Маруська, у которой было аж девять детей, старшие – ровесники Вити и Шуры. Муж ее от чахотки умер, оставив жену одну с голодными ртами. Глухая, чтоб спасти детей от голода, воровала на совхозной ферме овец – и как только она умудрялась это делать, не оставляя следов?

Однажды зимой Маруська со старшим сыном украла целую корову, зарезала ее и голову с ногами бросила в огород к председателю. Он был вредный: сам пользовался фермой как своей, а рабочим все запрещал и наказывал за малую провинность. Вот и решила его наказать, подкинув ему это. Сама наварила мяса, накормила детей досыта, а тушу завернула в коровью шкуру и зарыла в куче навоза. Дело провернула ночью, а наутро пришла в дом комиссия, в составе которой были: участковый милиционер, сам председатель, рабочком и еще несколько лиц, желающие уличить многодетную мать в воровстве. Обыскали все углы, залезали в подпол, в сарай, но говядины не нашли. Вот милиционер вышел во двор и увидел ребенка, писающего в снег. Подходит к нему, самому младшему в семье, чтобы выловить на лжи того, кто еще скрывать не научился – тому было только три годика, – и пальцем тычет ему в пупок, спрашивая с усмешкой:

– Пупок-пупок, наелся крупок?

А сытый и гордый этим малыш в ответ:

– Нет, я мясо ел!

– А где оно сейчас? – спрашивает милиционер, уже довольный, что поймал с поличным, и переглянулся с председателем.

Мальчонка огляделся, и улыбка расплылась по невинному лицу:

– Вон там, у суцки под хвостом, – у показал рукой на собаку, которая, тоже сытая, сидела на навозе, чувствуя запах парного мяса.

Милиционер покраснел, что его осмеял трехлетний ребенок и резко развернулся к выходу, остальные хмыкнули ехидно и покинули дом. Больше глухую Маруську не тревожили, а она, покончив с коровой, продолжала воровать овец.

Когда на другой день, после непрошенной делегации, к Марии пришла глухая соседка, принесла говядину поделиться и рассказала, как было дело, Мария выслушала, но мясо не взяла: тебе своих кормить еще всю зиму. Просила ее никому ничего больше не рассказывать: люди разные и не все пойму, как она, не то останутся дети без матери, потому что в такое трудное для страны время и за мелкое воровство можно загреметь в тюрьму.

В сорок первом Марию Тулубееву, как партийного работника, взяли рыть окопы. И в холод, и в голод приходилось работать. Она переживала за детей: как они одни без нее. Как—то ей знакомая сообщила, что дети ее ходят совсем заброшенные: грязные и вшивые. Мария сбежала к детям, чтобы помыть их и вернуться вновь на работу, но не тут-то было. Ее арестовали и стали судить. Пришли дети на суд все в лохмотьях, у них огромные вшы, как хозяева бегали по всему лицу и телу. Взглянула судья на это и пожалела: Марию освободили. Она целый день отмывала детей и морила насекомых.