Галина Долбенко - Дело было в Никольском. Рассказы

Но не пришлось Марии хозяйничать. Захирела Наталья Ивановна вскоре, старая стала и сердце пошаливать начало. Почувствовала она, что долго не проживет на белом свете и говорит внучке:

– Марусенька, доченька, деньги возьмешь – для тебя припрятала. Только чтоб дяди твои не увидели, не то убьют из-за денег, – и показала тайник: – Под отдушиной, где золу выгребают. Надо вынуть камень и это место закрыть ящиком для золы.

Марии было одиннадцать лет, когда бабушка покинула ее. Похоронили. Дяди все стены проверили, все углы, все везде расковыряли и печке тоже досталось, но тайник не нашли. И вот однажды приехал на лошади Петр за своей дочерью, а дядьки отлучились. Мария вынула из тайника деньги, взяла узел – бабушка ей припасла, и отрезы на платье, и свои красивые вещицы, и быстро выбежала во двор. Камень вновь вставила, но ящик не плотно подвинула. Села на лошадь и отцу шепотом сказала:

– Гони, батя, побыстрей лошадей, не то дядья догонят и убьют.

А дядьки заходят в дом – племянницы нет и зола рассыпана. Пнул один из них ногой ящик и увидали, что камень вытаскивали. Догадались, сели верхом на коней и погнались вдогонку. Ветер свистел в ушах. Потная лошадь Щоголя уже приближалась к Ершову, как услыхали крик и конский топот догоняющих. Стали попадаться на пути возы на лошадях и дядьки лишь прокричали беглянке:

– Ну, Маруська, гадина, обхитрила ты нас! Если бы догнали тебя, то убили б гадину!

Мария от страха дрожала всю дорогу, как осиновый лист на ветру. Когда подъехали к дому, у нее стучали зубы и дрожь всего тела долго не унималась. В то время и триста рублей были целым состоянием, а она все 900 прихватила. За это и отец ласковый был с ней, и мачеха Ганна.

Купили коров, еще одну лошадь, овец. А тут вскоре и советская власть пришла, помещиков раскулачивать стали. Лишнюю скотину у людей забирать в колхоз стали. Хитрые дядья Марии сами вступили в колхоз со своим скотом: им за это дом оставили. У Щоголя тоже забрали лошадей, корову, овец и лишнюю птицу. У Марии деньги кончились и отец с мачехой сдали троих детей в приют.

В приюте Мария быстро повзрослела, вступила в комсомол и познакомилась с парнишкой Егором Тулубеевым. У него был брат младше его, Алексей, не были похожи они друг на друга. Алексей -русый, сероглазый и нос с горбинкой, а Егор – жгучий брюнет, смуглый, узкие глаза, как черные бусинки блестят – оба по-своему красивы, только у старшего левой руки по плечо не было. Алексей Марии рассказывал, что потерял он ее в детстве.

А случилось это несчастье так: отец их киргиз Тулумбай женился на украинке Людмиле против воли родителей. Работать они любили и быстро разбогатели. Пять сыновей росли уже в семье, один за другим и шестая девочка Аня. Тулумбай сыновей брал всегда с собой работать. В тот ненастный для них день он с сыновьями ехали из города и на базаре продали уйму яиц, мяса и молока на хорошую сумму. Вдруг в степи догнали их гайдуки. Маленький шестилетний Алеша спрятался от испуга в пустые мешки и не дышал. Гайдуки стали требовать деньги, а Тулумбай запротестовал, тогда засвистели в воздухе стальные шашки и на возу остался в живых только Егор и Алеша, который плотнее прижался к телеге. Егор, плача, закричал на разбойников, что он убьет их, когда вырастит, тогда один из них, отъезжая, рубанул его наотмаш и отрубил не глядя ему руку и с гиканьем ускакали. Лошадь покорно привезла мертвецов и двух живых детей к дому. Навстречу вышла Людмила, увидела окровавленные трупы и упала замертво без крика: сердце разорвалось от горя. Егора отнесли к знахарке – от большой потери крови думали не спасут, не выживет, но Богу было угодно оставить его жить. Только остался калекой.

Двух мальчиков и девочку отдали в приют, где потом и Мария оказалась. Аню быстро удочерили. Алексей, когда вырос и стал работать, пытался искать сестру, но так и не нашел.

Мария, познакомившись с Алексеем, влюбилась в него и он в нее тоже. Поженились. Егор обиделся на Машу, ведь он ее тоже любил. Прошел год и Мария родила сына Виктора в 1927 году, а в 1928, в конце июля, родилась девочка Шура. Егор не хотел больше с ними знаться, женился на киргизке и родились у них сын Ким и дочь Марьям. Хоть и обижен был на Марию, но все равно дочь в ее честь назвал, только на мусульманский манер. Потом он, будучи по крови киргизом и похожий на Тулумбая, с семьей уехал в Киргизию, на родину предков.

В приюте еще спрашивали их, какая у них фамилия, но они знали только имя отца, поэтому их и записали как Тулубеевы.

Прошли годы. Алексей работал уже директором колбасного завода, а Мария – продавцом в магазине. Шуре нравилось есть в прикуску колбасу с шоколадом. А шоколад в ту пору не был черным из какао, а светлый, соевый. Как возьмет палку колбасы в одну руку, а толстую плитку в другую, так и на обед не дозовешься ее – уже сытая.

Жили они в Ершове, на Лысой горе – так называли возвышенность из глины и люди строили там свои землянки и саманные дома. Растительность почти отсутствовала: кругом сухая степь. В жилищах таких обычно спали прямо на полу, постелив вначале солому, а потом верблюжью кошму и одевались теплыми одеялами. Подушки делали сами из птичьего пуха и перьев, делали большими, что на одной сразу спали двое детей. В спальне же, как змей Горыныч, лежала киргизская длинная печь из красного кирпича, на ней же готовили еду. Утром кошму скручивали и ставили в угол, а солома оставалась. Через три дня солому убирали в сарай скотине, а новую приносили, кошму вытрясали на улице и проветривали, а полы мыли. На чистые полы вечером стелили свежую солому и заносили кошму. Случалось и так: в кошме заводились блохи от кошек и собак и тогда белую полынь клали под кошму – блохи мерли, а люди спали, как пьяные.

После свадьбы Мария с детьми и мужем жила у ее отца в саманном доме, ставшим намного шире и просторней. Ганна издевалась над падчерицей. Помоет, бывает, Мария полы, а Ганна выльет ведро воды и крикнет:

– Плохо промыла, перемой!

А уж Витю с Шурой вообще ненавидела, обзывала:

– Ух вы, бисова кровь, глазыньки б мои на вас не глядели!

Маленький Витя сердился :

– Жалко, что я маленький, а то бы схватил Ганьку за косы, намотал бы на руку и повозил бы по полу, чтоб не издевалась над нами! – Сплюнет и зло продолжит:

– Гадючка, вонючка, Ганка-поганка.

Дед его ругал, шугал, грозил кулаком, но внук и ему язык показывал.

Петер жену любил, не обращал внимания на ее ядовитый характер, косы мыть ей помогал и расчесывал, радовался, что на пятнадцать лет она его моложе. Гордился своей женой: ни у кого таких густых кос не было во всем Ершове. Она их много раз на голове накрутит и повяжет тонким платком, даже зимой без шали теплой ходила – ей волосы вместо шапки голову грели. Сидела дома и нигде не работала. Детей своих не имела, а Петру все равно было.