Илья Тамигин - Корни. Роман-гипотеза

Та, вытирая вспотевшее лицо нечистым вафельным полотенцем, ответила дрожащим голосом:

– Ой, товарищ милицейский, три мертвяка в туалете! Вон, тот дядечка обнаружил!

Старшина подтянулся:

– Всем оставаться на своих местах! Приготовить документы для проверки!

И проследовал в туалет строевым шагом. Выйдя оттуда через малое время, он расправил усы на слегка побледневшем лице и принялся звонить куда надо.

– Алё! Старшина Варфоломеев докладывает! В пивной номер семнадцать, на Калинина, ну, которая «У Катьки Великой», да… один труп и два раненых! Скорую надо и нашу бригаду… Есть никуда не отлучаться! … Обижаете, товарищ лейтенант, что б я, да безобразия допустил! … Так точно!

Через полчаса прибыла следственная бригада и «Скорая Помощь». Мишку и Джима извлекли из туалета для оказания помощи. Сашкá, который в помощи из-за мертвого состоянии не нуждался, осматривали и фотографировали на месте происшествия, профузно ругаясь на антисанитарные условия.

– А я чо, я – ничо… – смущенно бормотала тётя Зина, уборщица, слышавшая нелестные замечания в адрес качества уборки помещения, – Они там спьяну что попало делають мимо, значить, толчков, а я чо, за каждым персонально подтирать, что ль, должна ежеминутно?

Пока оперативники возились с мертвецом, доктор Илья Игоревич осмотрел раненых.

– Ну, что, доктор? – поинтересовался вышедший из туалета следователь, вытирая руки носовым платком.

Доктор распрямил спину и, сняв с носа пенснэ, потер пальцами глаза:

– Этот, бугаина здоровенный, будет жить. У него только резаная рана лба. Кровопотеря небольшая. Перевязали. Сильно пьян, однако… А второй… тот хуже. Подозреваю разрыв мочевого пузыря. Необходима срочная операция!

– Понятно… Спасибо, доктор! Забирайте этого, раз надо. Я к вам попозже зайду.

Мишку увезла «Скорая», натужно пукая стареньким движком, Джима – милицейская полуторка, переделанная в крытый фургон-автобус. За Сашком пришлось ждать труповозку, роль которой исполняла по совместительству также довоенная полуторка, на которой работали ловцы бродячих собак и кошек.

Следователь, тем временем, опрашивал свидетелей, начав с Евсея Кирилловича.

– Фамилия, имя, отчество?

– Прохоровы мы… Евсей Кириллович.

– Год рождения?

– Тыща восемьсот девяносто первый, двадцать третье мая.

– Место работы?

– Мехмастерские в порту. Старший мастер.

– Почему не на работе?

– Отгул взял, у меня жена в больнице, навещал, значит.

– Понятно… – следователь быстро заполнял протокол, – Расскажите, Евсей… э-э… Кириллович, что произошло.

Прохоров задумался.

– Ну, я… это… сидел здесь, а они, все трое, вот тут, – он показал пальцем, – До меня пришли. Я ещё обратил внимание, что татарину водку наливают. Потом отвлёкся. Когда пошел в сортир, их за столиком уже не было. А в сортире – мать пресвятая богородица! Лужа кровищи и все лежат! Я на одного чуть не насс… чуть не наступил! Еле выбрался, значит, и шумлю: убили! Вот и… все, вроде.

– Не ссорились они?

– Не, не ссорились, это точно.

Задав ещё несколько вопросов, ответы на которые дела не прояснили, следователь записал адрес Прохорова и попросил расписаться в протоколе.

– Да, забыл спросить: вы партийный?

– А как же! Член ВКП (б) с тыща девятьсот тридцать восьмого года!

Следователь наклонился к заросшему седыми волосами уху свидетеля:

– Тогда брюки застегните, товарищ, не позорьте Партию!

Ахнув, Евсей Кириллович залился краской и проворно заработал пальцами.

Донцов, дождавшись, пока тот закончит, кивнул:

– Очень хорошо, товарищ! До свиданья, вы нам очень помогли. Вызовем, ну, повесточку пришлем попозже.

– Да я, типа, понимаю…

Из туалета вышел судебный эксперт, дымя беломориной:

– Дарий Аркадьевич! У пострадавшего весь затылок всмятку. Черепно-мозговая травма. Вот, такая причина смерти. Подробнее – после вскрытия.

– Спасибо, Андрей Иванович.

Следователь пригласил за столик разливальщицу.

– Фамилия, имя, отчество?

Та ответила.

– Год рождения?

– Молодая ещё! – кокетливо повела очами уже оправившаяся от шока Катерина.

– А конкретнее?

– Ой, ну, напишите, что двадцать первого!

На самом деле она была ровесницей Великого Октября.

– Семейное положение?

– Вдова я, – грудным голосом поведала Катерина, сроду, между нами говоря, замужем не бывавшая.

Когда тебе глубоко за тридцать, выражение «не замужем» как-то не звучит. Опять же, как насчет сыночка Модестика объяснять? Вот и врала, что была вдовой соседа – боцмана Пилипенко, сгинувшего на войне. А свидетельство о браке сгорело при бомбежке! Люди верили, в военкомате даже помогли сына в Нахимовское училище пристроить.

Быстро записав всё это, следователь спросил:

– Эти, трое, вместе пришли, или по отдельности?

Катерина, не задумываясь, ответила:

– Татарин, точно, один пришел… Я ещё подумала: глухонемой. А эти… не помню. То ли вместе, то ли по отдельности… Мест было мало в зале, вот они и сели к нему. Нет, помню! Тот, который раненый, он раньше пришел, чем убитый, и раньше татарина. Сначала вон там сидел, у окна, значит, а потом ушел куда-то и вернулся.

– С убитым?

– Вот, не скажу, с ним или нет… Суетилась я, обед, народу поднапёрло. Где уж тут за всеми уследить!

Записав Катеринин адрес и пообещав вызвать повесткой позже, следователь опросил ещё нескольких свидетелей, но толку с них не выжал, ибо все показывали разное: кто говорил, что все трое вместе пришли, а потом поссорились, кто, горячась, доказывал, что пришли по раздельности, заранее договорившись выпить водочки. Ещё один, тот самый железнодорожник, сидевший за одним столиком с Прохоровым, заявил, будто подслушал, что татарин вовсе и не татарин, а какой-то «Нюзиланд», а двое парней – его агенты, передавали ему или собирались передать в сортире секретные чертежи новейшей подводной лодки, но в последний момент не сошлись в цене и поубивали друг друга. Ну, чушь полная! Но записать пришлось.

Наконец, приехали живодеры, завернули тело Сашка в грязный брезент, погрузили в кузов и увезли в морг. При этом ругались матом так изощренно, что даже старшине Варфоломееву стало томно.

Следственная бригада, закончив свои дела, также поехала восвояси. Автобус, в котором комфортно расположились служивые, медленно катился по тенистой улице Калинина. Все окна были открыты, позволяя папиросному дыму легко улетучиваться в атмосферу. Курили все – и водитель, и судмедэксперт, и оперативник, и следователь, и старшина Варфоломеев. Для успокоения нервов.

– Эх, жаль не удалось пивка выпить! – вздохнул оперативник, младший лейтенант, которого из-за молодого возраста все звали просто Колей.