Аля Ровская - Семья

Этот приказ можно было выполнить только подвинув стул к креслу, в котором сидел отец. Кресло стояло обособленно, в самом лучшем месте – напротив телевизора. Сидя в нём, можно было и в окно смотреть и контролировать входящих в квартиру. Это было кресло Сашки и только в приезды отца, он лишался трона в собственной квартире. Нехотя и слегка гримасничая, будто ведя какой-то внутренний диалог, сын принёс стул. Отец наблюдал за ним из-под прикрытых век. Внезапно вспомнилось, как он впервые взял на руки свою внучку. Маленькое сморщенное личико девочки было таким очаровательным, что он почувствовал, как толстый слой льда, которым покрылось его сердце, тихонько треснул. Когда девочка посмотрела на деда, Владимир Иванович больше всего на свете опасался увидеть именно этот виляющий взгляд Сашки.

Когда он открыл глаза, взгляд сына метнулся прочь от отцовского лица.

– Я слушаю тебя, папа.

Ох, уж эта показная покорность. Сидя напротив, его великовозрастный сынок откинулся на спинку стула, всеми силами увеличивая расстояние между ними. Вряд ли ему это поможет. Резко наклонившись вперёд, Владимир Иванович ухватил его за рубашку. От этого движения в груди снова кольнуло.

– Как ты можешь бить женщину?! Как ты смеешь? Какой ты после этого мужчина? – Каждое слово с трудом покидало пересохший рот, царапая его горло и наполняя горечью разочарования.

– Она упала, папа! – голос Сашки начал ломаться, как у подростка. – Честное слово!

– Лжец, – просипел Владимир Иванович. – У тебя нет чести. Если ты ещё раз…

Воздух стал тяжёлым и тягучим, а воротник рубашки превратился в удавку. Он начал срывать её с шеи, пытаясь сделать ещё один глоток воздуха, свежего и сладкого. Пот заливал глаза и искажал реальность. Его сын улыбался, искренне и радостно, совсем как в детстве. Галлюцинации – это уже серьёзно. Тело начало непроизвольно подёргиваться и Владимир Иванович на секунду зажмурился.

– Сынок, – прошептал он и поднял глаза на Сашку.

Одного взгляда на лицо своего единственного сына было достаточно для того, чтобы он чётко понял, что для них уже слишком поздно. Владимир Иванович отвернулся, чтобы не видеть эту улыбку победителя на родном лице. Наверное, он это заслужил. Эта мысль продолжала болезненно пульсировать в его голове и затихла вместе с последними ударами сердца.

1983 год Борис

Жаль, что дед умер и плевать, что он не был ему родным. Владимир Иванович всегда называл Борьку внуком и обращался с ним как с взрослым, не сюсюкая и с уважением. Конечно, с Катькой он возился намного больше, она ведь девчонка, мелкая совсем и родная ему. Мать накрывала на стол, потому что сегодня надо отметить годовщину смерти. Или годовщину не отмечают? В общем, по нелепым правилам взрослых надо сидеть за столом и вспоминать деда. Конечно, с алкоголем, как же без него? Глупые взрослые. Почему именно за столом? Лёжа в кровати или сидя на уроках нельзя? Ему не нужно было вспоминать Владимира Ивановича именно сегодня, он просто не забывал его.

Со смертью деда отчим вообще перестал притворяться. Борька-то видел настоящее лицо этого козла и раньше, а мама – нет. Почему она никогда не защищала его от нападок этого урода? Она, наверняка, любила сына, ведь все родители должны любить своих детей. Так говорили в школе и несколько раз – сама мама. Вот только видя на его теле разноцветные синяки, свежие или старые, мама становилась какой-то отрешённой. Её взгляд стекленел, и она как робот всегда повторяла одно и то же:

– Боренька, ну что у вас с ребятами за игры такие? Осторожней надо.

В самом начале «воспитательного процесса» как называл это отчим, Боря пытался рассказать матери, что вовсе не его друзья ставят ему синяки. Как правило, отчим проводил воспитательную экзекуцию без матери и Борька старался не появляться дома в её отсутствие, но рождение сестры повесило на него ярмо «помощника» и увеличило риски быть битым. Возросло и количество причин для этого. Неужели мать настолько слепа, что не понимает этого? Его попытка попросить о помощи с треском провалилась. Вместо понимания, жалости, заботы и праведного гнева, в конце концов, у неё сделалось такое лицо, что Борька больше не начинал разговор на эту тему. Смешно было то, что мама даже будто бы обиделась на попытку сказать ей правду. Она долго и нудно читала сыну лекцию о том, что врать нельзя, что от этого могут пострадать невинные люди, что отчим любит его и хочет воспитать настоящим мужчиной. Если воспитать мужчиной значило бить до тех пор пока не устанет рука, оскорблять и унижать, то отчим не жалея себя отдавался этому важному делу. С женой он перестал церемониться незадолго до смерти деда. Только перед его приходом в доме царило спокойствие ведь синякам нужно время, чтобы исчезнуть.

Когда отчим впервые избил маму Борька не испытал к ней жалости. Пусть знает каково это – когда тебя некому защитить. Больше всего отчиму нравилось брать мать за волосы и бить лбом об стол, стену и даже собственное колено. Этот равномерный стук вызывал у Борьки самые разнообразные эмоции, включая чувство удовлетворения и злорадства. Каждый раз после подобной экзекуции отчим тянул провинившуюся мать в спальню и чутко прислушивающийся Борька слышал что-то новое и непонятное. Звуки ударов головой он распознавал безошибочно, но то, что происходило дальше, являлось для него загадкой. Громкий шёпот отчима: «Открой шире рот, сука!» и ощущение того, что мать вот-вот вырвет, вызывало недоумение. Вот бы хоть одним глазком глянуть.

– Боренька, иди поиграй с Катюшей к себе в комнату. Мне ещё столько всего сделать надо, а она под ногами путается, – попросила мать, продолжая метаться между кухней и комнатой.

Стрелки часов показывали, что скоро вернётся тот, кому абсолютно наплевать на все её старания и Борьке было любопытно, когда мать это поймёт. Он послушно взял сестру за руку и повёл в свою комнату.

– Расскажи мне сказку, – попросила Катя, устроившись рядом на диване.

– Нет, ты будешь реветь и жаловаться мамке, – уверенно сказал Борька и нехотя добавил: – Или ему.

Девочка ни на секунду не усомнилась, что речь идёт о папе.

– Я не буду, честно-честно.

Борька сделал вид, что размышляет.

– Точно не будешь? – весь его вид говорил о том, что он очень хочет ей поверить. – Сказка страшная, сразу предупреждаю.

– Честно не буду, – упрямо повторила девочка.

– Ну, тогда слушай. – Он втянул в себя воздух и начал: – В одном большом городе жили-были бабушка и её внучка – маленькая девочка.

– А где были мама и папа девочки? – вполне разумный вопрос сестры, вызвал у Борьки приступ гнева.

– Будешь перебивать, я не буду рассказывать! – Прикрикнул он. – Умерли они, понятно?