Алгебра Слова - Струны пространства

– Коростылев у него почетный гость, – ответил Эмиль. – Коростылев не обходит вахтера вниманием. То посидит с ним, выслушав его беспокойства, то спустившись на обед в столовую, непременно занесет ему стакан компота с булкой. Вроде того, что уважает этот почетный труд на посту. То машину служебную даст ему в город смотаться. У вахтера-то угла нет, он тут и живет в своей будке. А иногда надо и вещь купить, и в баню сходить. Академик за него сидит. Коростылев крайне ненавязчиво умеет выстраивать отношения со всеми. Думаю, это у него врожденное: думать о тех, кто рядом. Не важно, вошь это или человек, директор или сторож. Я читал, что земля является седьмым домом. Домом партнерства. То есть, глубочайшие счастья и страдания приносят только отношения.

– Да нам-то некогда с этим вахтером стоять и разговаривать. И не о чем! – возразил я, пропустив мимо ушей последние слова Эмиля. Конфликтовать со стариком мне не хотелось, но и набиваться в мнимые товарищи – тоже.

– И не надо, – согласился Эмиль. – Ты просто не забывай, что этот старик более обездолен, чем мы. Разве можно злиться на него? Он же слабее!

– Я не могу, как ты, – признался я. – Мне это и в голову не приходит, когда кто-то выводит меня из себя. Меня раздражает, что они, видите ли, правы и знают, как лучше я должен поступать.

– Все так думают, – похлопал меня по плечу Эмиль. – Явно или подсознательно, но все.

– И ты? – поразился я.

– И я, – со смехом подтвердил Эмиль. – Я тоже думаю, что они, наверное, правы и знают, как лучше. Я, к примеру, совсем не знаю, как было бы лучше. Пока!

– Приходи, если выгонят! – крикнул я в темноту, куда нырнул Эмиль.

А дома меня ждал сюрприз из родителей Марины.

Она с порога начала реветь. Такой артистки еще поискать. И, пока я разулся, она успела довести себя до исступления.

– Хорошая партия? – Марина выразительно представила меня. Ее мать засуетилась на кухне, звеня посудой и раскладывая на тарелки еду. – Полюбуйтесь, с кем я должна связать свою судьбу! Это вы восхищались им! Какой умный, перспективный, порядочный!

– Никита, мой руки и иди к столу, – пригласила меня Маринина мать.

– К какому столу, мама! Пусть ел бы там, где шлялся! Эта сволочь сбежала из дома на рассвете! – вскричала Марина. И обратилась ко мне: – Ты понимаешь, что родители настолько встревожились, когда мы не приехали, что полетели к нам, боясь, что с нами произошло что-нибудь страшное. По какому праву ты, скотина, заставляешь пожилых людей волноваться?

Я набрал воздуха в грудь и стал вспоминать слова Эмиля о несчастных и обездоленных, которым хуже, чем мне, и только поэтому я не смею говорить им что-то поперек. Но Марина такого впечатления никак не производила. Но все-таки эти мысли меня немного отвлекли и приглушили Маринин крик в моих ушах. Я смог виновато протиснуться к столу, чтобы утолить разбушевавшийся голод.

Но на тарелках лежало то, что я есть не мог. На широком блюде лоснились куски жира с легких налетом мяса на них. Домашняя колбаса в кишках отвратно смахивала на дерьмо, тыквенная каша с пшеном и жаренными баклажанами походила на то, что кого-то стошнило в мою тарелку. Из съедобного был только хлеб.

Подташнивать стало и меня. Я не знал, как отвертеться от еды под внимательным взглядом Марининой матери на шести метрах крохотной кухни.

– Мои старики! – расходилась Марина. На этих словах передо мной возник противный вахтер с трясущимся кривым пальцем и веснушчатым черепом, который покрывали редкие волоски. – Сколько продуктов привезли на себе. А у тебя есть возможность взять машину! Как тебе не стыдно!

Я смирно сидел перед тарелкой, жуя ломоть хлеба и представляя себе, что я партизан, и меня пытают едой, чтобы я выдал все идеи Эмиля. Я уже увидел разочарованное выражение его светло-карих глаз, когда он узнает о моем предательстве, и даже смог взять вилку в руки. Но тут мать Марины поставила передо мной стакан разнокалиберных хлопьев, плавающих в белой неоднородной жидкости.

– Домашний кефир! Настоящий, – с гордостью подвинула она ко мне стакан. – Такого-то не пробовал никогда.

Я вылетел в туалет. Партизан оказался из меня никудышный. Меня вытошнило. В тот момент я думал, что больше есть никогда не смогу. Зато это спасло меня от еды. Мне спешно заварили горячего крепкого чаю и дали горсть сухарей из белого хлеба.

– Боже, – презрительно скривила Марина губы. – Токсикоз у тебя?

– Поговорить надо нам, по-мужски, – подал голос Маринин отец. – Идем в зал, Никита.

Я с удовольствием покинул тесную кухню, где еще витали ароматы деревенских угощений.

– Марина у нас одна. Поэтому я не позволю тебе ее обижать. Поскольку ты привел ее к себе в дом… – начал мужчина.

«Кто ее приводил? – мысленно ответил я. – Гуляли у меня, она и осталась. Попроси она ее проводить, я б не пикнул».

– То должен нести за нее ответственность, – продолжил он. – Особенно теперь, в ее положении.

У меня сосало под ложечкой, потому что мы с Эмилем за целый день чашки чая не выпили, позабыв о времени. И сейчас мое положение с гудящей головой, крикливой Мариной, «домашними яствами», однокомнатной квартирой, где останутся ночевать двое чужих мне людей, а в скором поселится какой-то ребенок, мне виделось гораздо плачевнее, чем Маринино будущее, за которое я буду нести ответственность.

– Свадьбу соберем у нас. Родственники помогут организовать стол. Когда родится ребенок, мать переедет к вам, чтобы помогать Марише. Если Мариночке будет трудно, мать приедет пораньше. До родов.

Я растерянно оглядел комнату. Мое плачевное «положение» упало совсем.

– В институте Марина берет академический отпуск. Ей нужно заботиться о себе и о ребенке уже сейчас.

«Как вовремя. Иначе бы ее и так отчислили. Столько «хвостов» даже у дракона не бывает, – поразился я Марининым маневрам. – Эта нотация надолго?»

– Я долго разговаривать не хочу, – отец наклонился ко мне. – Но ты имей ввиду, что за Марину отверну тебе голову.

«Ваша Марина как сыр в масле катается! – мне понравилось мысленно отвечать. Так я не нарывался на скандал. Все-таки, ее родители тут не причем. Даже показалось, что отец Марины поразительным образом отвечал мне. – Любопытно, Эмиля по той же причине вечно дома не бывает?»

– Лезть мы в вашу жизнь не собираемся, – заканчивал отец.

«Так я и поверил. Завтра тоже тут торчать будете? По городу с вами придется мотаться, наверное. Эх…», – вздохнул я.

– Завтра мы с вами побудем, мне снасти надо обновить, матери еще что-то. Обои посмотрим, белила, краску. Через месяц бери отпуск, и я приеду, помогу ремонт сделать».

«Чего и следовало ожидать, – сник я. – Какой же я дурак, что мы сами к вам не приехали. Взял бы машину, и наше с вами общение ограничилось бы одним мирным обедом».