Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз. Часть 1

– А я думал, что всё-таки с головы, – бегун на средние дистанции Толик Кирьянов говорил незло и высоким, писклявым голосом. Рита, шутя, показала язык. Толик тут же посоветовал спрятать косметичку подальше, пока такие, как парторг Печёнкин, не вытащили на свет фразу о скромности, что «украшает человека». Крашеных ногтей, ресниц или щёк она не предусматривала.

– Мрак, да и только, – Кашина, слушая всю эту болтовню, пыталась найти куратора их группы Бережного. Рудольф Александрович должен был появиться с минуты на минуту, пересчитать своих спортсменов и отправиться с ними на линейку к главному корпусу. Там уже вытянулись в ряд десять ярко-жёлтых ЛиАЗов, толкались неровными рядами студенты других кафедр, взволнованно бегали вокруг них преподаватели, то и дело устраивая перекличку. Перевезти предполагалось без малого четыреста человек. Ректор по хозчасти Блинов деловито опрашивал водителей автобусов про колёса, бензин и прочие технические детали, способные стать причиной остановки во время трёхчасового переезда.

Со стороны зелёного дома, где жили ректор и ещё несколько преподавателей и который соседствовал с кафедрой по лёгкой атлетике, появились Стальнов, Галицкий, Кранчевский и Добров. Юра кроме чемодана нёс гитару. У Стальнова на плече висела спортивная сумка. Виктор повесил четыре пары резиновых сапог, связанных по две, как коромысло. Стас волок на спине рюкзак, сутулясь под его тяжестью. Девушки оживились. Старшекурсницы вышли навстречу, здороваясь. Первокурсницы держались кучкой мокрых воробушков и на «здрассьте вам, девушки» ответили, кто робко и тихо, кто погромче и посмелее. Рита проскользнула к Стальнову и трижды расцеловалась с ним. Он ответил сдержанно и осматриваясь. Он ответил сдержанно и осматриваясь. На прыгунье в высоту, первокурснице Лене Николиной Володя задержался взглядом. Почувствовав, как у неё подгибаются колени, высокая блондинка облокотилась на Лизу Воробьёву.

– Что? Плохо? – спросила та. Утром подруга пожаловалась на боли в животе. Сейчас Лена неопределённо мотнула головой. Лиза, напрягши руку, чтобы её удерживать, стала искать глазами Мишу Шумкина, с которым летом у них возникла симпатия. Но многоборца нигде не было.

– Может, он тоже заболел? – тихо спросила Воробьёва у подруги.

Николина пожала плечами:

– Не знаю. А в списках он есть?

– Видела, – списки Воробьёва проверила в день приезда и дважды вчера. Все каникулы она мечтала об их встрече.

– Тогда появится, – успокоила Лена, сникнув; с вечера её знобило, а утром поднялась температура. Так как предупредить кого-либо из Химок, где жила, она не могла, пересилив себя, Лена поднялась с кровати и отправилась в Малаховку. Родителей волновать не стала. Благодарно кивнув на пожелание хорошо трудиться, единственная дочь пообещала по возможности прислать из колхоза телеграмму.

Лиза потрогала лоб подруги и нахмурилась:

– Может, сказать Бережному, что ты нездорова?

– Пройдёт, – буркнула Николина. Привлекать к себе внимание в первый же день не хотелось. А ещё больше не хотелось оставаться дома.

Группа преподавателей стояла за спиной ректора института Орлова и изучающе оглядывала многократно превосходящую количеством толпу студентов. Ломова не было, а Горобова на виду у всех проверяла данные об отсутствующих. И если взрослые сдерживали эмоции, то молодёжь, встретившись после каникул, галдела. Осматривая преподавателей, высказывать мнение о любом из них не стеснялись.

– Ой, дорогая редакция, как это Дыдыч на запарится в своей фуфайке? —Фраза про редакцию была визиткой хоккеиста. Девушки захихикали. Миша гордо сбросил с плеч лёгкую ветровку и вытер лоб. Время перевалило за девять, утреннее солнце теперь грело сильнее, несмотря на набегающие тучки. Заведующий кафедрой гимнастики Гофман, на которого указал юноша, стоял перед всеми со злым выражением и придерживал руками полы стёганой ватной куртки.

Малкумов покачал головой:

– Так что ты хочешь? Ему уже сорок лет. А старым жар костей не парит.

– Не «не парит», а «не ломит», и не «жар», а «пар», – поправила Кашина, строя глазки. Кавказец нахмурил брови. Прыгунья в высоту горделиво повела плечами и по-московски протянула: – Дыдычу холодно потому, что он вредный. Желчи в нём много, а она, как я слышала, жиры расщепляет.

– Кто бы говорил, – тихо усмехнулась гимнастка Лена Зубилина; летом ей не раз приходилось ставить на место заносчивую москвичку. Попинко улыбнулся. Андрей тоже был москвичом, а к ним у гимнастки отношение было особое, поэтому Зубилина отвернулась. Рядом тараторила Цыганок, рассказывая про пляж соседке по комнате – лыжнице Тане Маршал. Она в ответ кивала на сумку, где стояли банки с ассорти из красных перцев и помидоров.

– У моей мамы лечо получается лучше, чем у всяких венгерских «Глобусов», – похвалилась Таня, на что Света облизала пухлые губы, а Лиза аппетитно почмокала.

«Счастливые, – качнул головой Добров, – не знают пока, какой кошмар их ждёт. Нет, братцы, колхоз – это как марафон: всегда больно».

Мысленно рассуждая, Стас вдруг заметил стоящую справа от него первокурсницу с русыми волосами, распущенными по плечам. Он медленно оглядел нарядный прикид стройной красавицы и по маленькой дамской сумочке понял, что она не из тех, кто проживает в общежитии.

– Это кто? – тихо толкнул Стас Галицкого. Не глядя в сторону девушек, Юра ответил также тихо:

– Лена. Николина. Высотница.

– Высотница? Это прикольно. Высотниц у нас ещё не было… – Доброва как подменили. Он, подобно «сыну турецкоподданного», любил знакомиться с девушками и обещать вечную любовь чуть ли не при первой встрече. Галицкий за это звал его «болтуном и повесой».

– Леночка, скажите, пожалуйста, а вы в колхоз для ваших божественных прядей выписали личного парикмахера? – Стас потянулся к волосам Кашиной. Народ захохотал, Галицкий улыбнулся.

– Я не Леночка, а Ирочка. – Девушка фыркнула и увернулась.

Стас выпучил глаза и оглянулся. Юра, всё ещё улыбаясь, сказал, еле шевеля губами и выразительно тараща глаза:

– Дурень, я тебе про соседку.

– Ах, про соседку? – объясняя до этого Кранчевскому, как поливать цветы и на сколько оборотов закрывать на ночь замки, Стальнов обернулся на смех.

– Привет, Лена, – помахал Галицкий вместо ответа другу.

Николина вяло улыбнулась.

– У неё температура скачет, – поспешила объяснить Воробьёва. – А ты не знаешь, Юра, где Шумкин? – отсутствие друга занимало Лизу не меньше, чем состояние подруги.

– Знаю. Приедет завтра. У него любимый дед умер, – Галицкий отвечал бегунье, но смотрел на высотницу. Впрочем, на Николину теперь смотрели все.

– Какой пылахой тамператур, – покачал головой Шандобаев. – Зашем сыкакат, если в колхоз нада ехат?