Валдемар Люфт - Билет в мусоре. Сборник рассказов

Дождь по-прежнему продолжал моросить. В еле заметной сетке дождя деревья, дома, проезжающие машины выглядели расплывчато, как будто кто-то убавил резкость в фокусе фотоаппарата. В одном месте разросшиеся кусты под тяжестью влаги наклонились над тротуаром так низко, что пришлось отступить на дорогу, чтобы их обойти. При этом Виктор случайно задел вытянувшуюся к дороге ветку, и на него дробно посыпались холодные капли. Зонтик он в спешке забыл дома. Повлажневшие до этого волосы сразу же стали совсем мокрыми, и пара струек воды поползла с головы на глаза. Виктор зло выругался и пошёл тротуаром к видневшимся впереди рекламным огням. На перекрёстке подождал, когда загорится зелёный свет, но перейти дорогу не успел. Из переулка, где находилась больница, выскочила, мигая огнями, скорая помощь и, включив сирену, понеслась к окраине города. Тревожная сирена скорой ещё больше усилила состояние тоски и одиночества. Он остался стоять на перекрёстке, раздумывая, куда бы пойти. Справа находилась игротека. Напротив, через дорогу, реклама кинотеатра звала на премьеру нового фильма. Ни в кино, ни в игротеку не хотелось. Слева, в мареве дождя, светилась вывеска кафе. Тусклая лампа освещала вход. Через запотевшие окна виднелись силуэты людей. Виктор вспомнил, что хотел пива, и решительно пошёл к дверям кафе. Он знал, что если выпил что-нибудь крепкое – водку, коньяк и даже вино, – то пиво пить ему противопоказано. Как следствие, через час или два начинала болеть голова, и тогда могли помочь только аспирин, мягкая постель и тишина. Но в этот вечер в нём проснулся протест против всех и против всего. Душа протестовала против холодного дождя, против осенней температуры в середине июля, против уехавшей в гости жены, против головной боли. Ему хотелось пива – и баста! Тем более что на холоде хмель от выпитого коньяка прошёл, и он надеялся, что пиво не нанесёт ему вреда.

В кафе было не многолюдно. Несмотря на закон о запрете курения в таких местах, в воздухе чувствовался запах табака, который был ненавязчив и для бросившего много лет назад курить Виктора был даже приятен. Он сел за свободный столик и огляделся. Две пары молодых людей о чём-то оживлённо разговаривали за соседним столиком. Дальше, рядом с дверями в кухню, сидели двое мужчин. У одного из них было непропорционально огромное пузо, которым он упирался в край стола. Левую руку он положил на верх живота, а другой придерживал большую кружку пива, из которой время от времени отхлёбывал. Его сосед по столу был маленького роста и худощав. Накинутая на рубаху куртка была ему великовата. Видимо, он покупал её навырост, но вырасти так и не успел. Худощавый держал такую же большую кружку пива, которая в его хилой руке казалась огромной, и так же, как толстый, через равномерные промежутки времени отхлёбывал из неё. Они делали это одновременно и синхронно, так, как будто до этого долго тренировались. У стойки бара два молодых человека, тихо переговариваясь, пили через трубочки из высоких стаканов коктейль голубоватого цвета. При разговоре они усиленно жестикулировали, и по их движениям можно было догадаться, что они уже в хорошем подпитии.

Подошёл выждавший необходимую паузу кельнер. Виктор заказал большую кружку пива и орешки к нему. Ещё через некоторую паузу он получил свой напиток и отхлебнул пару глотков из кружки. Хмель от коньяка, пропавший на холоде, в тёплом кафе вернулся. От пива и проснувшегося алкоголя по телу медленно разливалась слабость. Но настроение не улучшилось. А когда рядом две накрашенные девицы одновременно закурили, и дым, к которому примешивался запах травки, сквознячком понесло прямо на Виктора, в нём стала просыпаться непонятная злоба. Табачный дым был теперь не приятен, а противен. И именно в этот момент мимо проходил, направляясь к соседнему столу, один из молодых парней, которые пили коктейль у стойки. Он держал стакан с напитком высоко на весу и неуверенно балансировал на ослабевших от алкоголя ногах, обходя стулья. Парень споткнулся, и жидкость из стакана выплеснулась на куртку Виктора, которую он, сняв, повесил на спинку стула. Ничего бы с курткой не случилось – она была из непромокаемого водоотталкивающего материала, но Виктор был настолько взвинчен, что зло сказал:

– Ты, пьянь, нельзя, что ли, поосторожней?!

Молодой парень, не ожидавший такой реакции, остановился у стола и растерянно смотрел на Виктора. Собравшись с силами, он, тяжело ворочая языком, проговорил:

– Ты прости меня, пожалуйста. Я немножко выпил.

Парень, видимо, забыл, куда направлялся, и неуверенно смотрел по сторонам. Молодая девица потянула его за рукав:

– Иди, садись на своё место.

Высокий блондин, сидевший возле неё, сказал, обращаясь к Виктору:

– Что ты пристал к человеку? Ничего же, в принципе, не случилось. Подумаешь, упало пару капель на твою куртку. На, возьми салфетку и вытри.

Он протянул Виктору бумажную салфетку. Возможно, конфликт на этом был бы исчерпан, но другой, чернявый парень из той же кампании, с сарказмом проговорил:

– Эти русские обнаглели. Не могут себя достойно вести.

Эту нахальную реплику без ответа Виктор оставить не мог.

– Почему ты думаешь, что я русский?

– У тебя акцент. Сразу видно – из России.

– Я вот рядом сидел и слушал, как вы разговариваете. С твоим швабским выговором тебя тоже нельзя считать немцем.

– Да, я шваб, но я чистокровный немец. А ты приехал из России и хамишь мне. Убирайся обратно. Там – в Сибири – твоё место.

Разговор начинал приобретать политическую окраску, но вожжи были закушены, и остановиться первым уже никто не желал.

– Я хоть и из России, но немец. А ты немец ли? Шваб, да ещё к тому же нацист.

Обозвать нацистом немца считается серьёзным оскорблением. Эта фраза вырвалась у Виктора непроизвольно, и он тут же пожалел об этих словах. Но слово не воробей, вырвалось, назад не поймаешь. Чернявый вскочил. Его стул, качнувшись, упал позади него.

– Я не наци. Нацистов больше там, на востоке. Ты, русская свинья, осторожней со словами, а то по морде схлопочешь.

Такую провокацию Виктор выдержать уже не мог, тем более под хмелем. Он выплеснул остатки пива из своей кружки в лицо чернявого. Завизжали истерично девицы, испуганно встал со стула блондин, повернулись сторону ссоривших толстый и худой, за стойкой застыл в напряжении бармен. Только тот парень, из-за которого началась ссора, расслабленно сидел на стуле и мутными глазами смотрел, ничего не понимая, на озлобленных людей.

Чернявый сделал шаг вперед и размахнулся для удара, но Виктор опередил его и врезал парню кулаком по носу. Блондин оттолкнул Виктора, и тот, не удержавшись, всем телом навалился на стол. На пол полетели отставленная кружка и вазочка с орешками. Угловым зрением Виктор видел, как бармен набирал на мобильном телефоне чей-то номер. Он всё-таки удержался на ногах и ударил надвигающегося на него блондина в живот. Чернявый махнул рукой, и его кулак чиркнул по виску, оставив глубокую царапину на брови. Вероятно, полицейский патруль был недалеко. На улице подозрительно замигали огни. Виктор понял, что ему надо покидать поле боя, не то могут быть серьёзные последствия. Пропал хмель, и он стал трезво сознавать, что если за дело примется полиция, то ни ему, ни его противникам так просто ссора не обойдётся. И молодым людям, видимо, тоже нежелательна была встреча с полицией. Они все одновременно ринулись к выходу. Блондин, подхватив под руку своего подвыпившего друга, крикнул на ходу оставшемуся у бара молодому человеку, чтобы он рассчитался с кельнером. Виктор поспешно бросил на стол пять евро, схватил висевшую на спинке стула куртку и, чуть ли не рука об руку с чернявым, у которого из носа сочилась кровь, выскочил из кафе. Мельком увидел, как из полицейского автомобиля выходили пожилой полицейский и его напарница – молодая женщина. Огни на крыше машины продолжали мигать, освещая в секундном такте в неестественный цвет стоявшую неподалёку остановку, рекламный щит, уныло повисшие листья на деревьях, стену кафе и спешащих от неё людей.