Валдемар Люфт - Билет в мусоре. Сборник рассказов

Утром Михаилу надо было в ЖЭК и в поселковый совет. Прошедшей ночью поздно лёг. Пока поели, пока рассказали друг другу накопившееся за год разлуки, пока выложил предназначенные семье брата подарки, пролетело время, и лёг, когда стало светлеть на улице. Но, несмотря на это, чувствовал себя выспавшимся. И, на удивление, после выпивки не болела, как обычно, голова. Он шёл по знакомой дороге, по которой когда-то ходил на работу. Рядом с конторой ЖЭКа находился его кабинет. Правда, прошло уже больше трёх лет, как он сдал дела своему заместителю и перешёл работать в кооперативное объединение. А ещё через год неожиданно быстро получил разрешение на выезд в Германию. Как хорошо, что он тогда так легко сумел развязаться с этой работой, подумал Михаил. Он был рад, что вовремя сумел сориентироваться и перешёл на высокооплачиваемую должность заместителя директора вновь организованного кооперативного объединения ещё до того, как развалилась партия. Иногда в нём возникало чувство, будто он предал кого-то. Надо было, наверное, сидеть в этом кабинете до последнего дня. Не бежать с горящего корабля, как крыса. Тогда не мучила бы совесть. Но, с другой стороны, на должность парторга он не рвался, она его даже тяготила, и он был рад, когда появилась возможность уйти на другую работу.

Михаил прошёл мимо построенной временно к какому-то празднику летней танцплощадки. Она осталась стоять на годы и верно служила молодежи. Невысокие карагачи, посаженные на субботниках, тяжело вгрызались своими неразвитыми корнями в каменистое основание и выглядели хилыми. Пройдя мимо забора из неструганых штакетников, он свернул на бетонную дорожку к конторе ЖЭКа. На эту же дорожку выходил окнами его бывший кабинет. Через запылённые стёкла виднелись голые стены. Видимо, кабинет освободили для других надобностей. Он подошёл к окнам и заглянул внутрь кабинета. Мебели не было. На полу валялись обрывки газет и бумаг. Возле двери стояла огромная коробка, наполненная папками, брошюрами и другой макулатурой. Михаил обогнул угол здания и вошёл в коридор. Привычно скрипнула доска у порога. Двери в кабинет парткома, комнату комсорга и в подсобку были настежь открыты. Пол толстым слоем покрывала пыль, на которой чётко отпечатались кем-то оставленные следы. Он подошёл к ящику с бумагами и вытащил первую попавшуюся папку. Это был один из многих протоколов заседаний парткома. Им овладела досада: неужели нельзя было сдать эти документы своевременно в архив?! Под одной из папок выглядывала красная обложка какого-то документа. Михаил потянул документ за угол и с трудом вытащил из-под груды бумаг партийный билет. Насыпанный на груду бумаг мусор стал тихим шелестом просыпаться вдоль листов на дно ящика. Он знал, что партийные билеты необходимо было сдать в райком. Во всяком случае, об этом должен был позаботиться последний парторг. Михаил стал решительно разгребать мусор в ящике и обнаружил ещё три партийных билета. Казалось бы, какая разница, кому принадлежали эти билеты? И вообще, какое ему дело до чужих билетов? Он не был уже членом партии, как и не был уже гражданином этой страны. Но его душила обида. Он присел на корточки рядом с мусорным ящиком, опёрся спиной о дверной косяк и с тоской разглядывал сжатые в ладони красные книжки. В мыслях хаотично крутились обрывки фраз, когда-то сказанных на собраниях и заседаниях парткома, сохранившиеся навечно в памяти слова из устава партии, лица коммунистов, которых он хорошо знал. Когда почувствовал, как из-за неудобной позы затекли ноги, встал, сунул партийные билеты в нагрудный карман рубахи, вышел на улицу и решительно пошёл к крыльцу конторы ЖЭКа, где заодно находился поселковый совет.

Закончив дела в ЖЭКе и в поссовете, Михаил вернулся в квартиру своих родных. Эрна, жена брата, была ещё на работе, дети в школе. До обеда оставалось много времени, и он растянулся на диване, взяв с журнального столика книгу. Но прочитанное не доходило до сознания. Сосредоточиться мешало внутреннее беспокойство. Мысли постоянно возвращались к партийным билетам, которые обнаружил в мусорном ящике. Придя из ЖЭКа, он положил их в зале на столик, и теперь они настойчиво притягивали взгляд. Он взял один из них и развернул. Билет принадлежал водителю автобазы Белику. Михаил хорошо его помнил. Белик работал водителем огромного БелАЗа, но как человек был незаметен. Он исправно платил партийные взносы, регулярно посещал партийные собрания, никогда на них не выступал, если большинство голосовало «за», он также голосовал «за», если же «против» – он послушно голосовал «против». Может быть, в молодости он был другим, но в то время, когда Михаил с ним познакомился, Белику было уже за пятьдесят. Так случилось, что больше полгода их пути не скрещивались. Парторг автобазы приносил каждый месяц ведомость уплаты взносов, где в третьей строке стояла фамилия Белик, сумма членского взноса и корявая закорючка подписи. Позже напротив его фамилии исчезла сумма взноса и пропала подпись. Михаил ездил в автобазу, чтобы узнать, что случилось с Беликом, но там тоже были удивлены его длительным отсутствием. Случайно, когда кто-то из автобазовских поехал в соседний город, где жили родные Белика, узнали, что он, оказывается, умер от инфаркта сердца. Михаил встретился с вдовой водителя. Ему было стыдно смотреть ей в глаза. Умер человек, коммунист с большим стажем, и никто не вспомнил о нём. Пока платил взносы, пока в ведомости стояли определённая сумма и его подпись, было всё в норме. А что за этой фамилией был человек – со своими проблемами, со своими болячками, со своей непростой судьбой, – это всё как-то выпадало из внимания. Так, наверное, и превращалась партия в бездушный механизм, в аппарат, внешне функционирующий безотказно, а внутри уже давно сгнивший. Тогда, после визита к вдове умершего, впервые задумался Михаил о смысле своей работы и вообще о своей партийной принадлежности.

Михаил задумчиво посмотрел на красные книжицы, лежащие на столе. В своё время, когда в армии вступал в партию, он мечтал о больших делах, о карьере. Иногда представлял себя крупным партийным работником. Но постепенно стал мечтать о более приземлённых вещах; об успешной экзаменационной сессии в строительном техникуме, о хорошей квартире или о построенном собственными руками доме, о денежной и интересной работе. И партийным работником уже не хотел быть. Он был доволен своей профсоюзной работой. Эту работу он знал хорошо – учился в профсоюзной школе. Однажды, ещё в том районе, где он родился и где работал в тресте, его хотели назначить парторгом в колхоз, но при разговоре с секретарём райкома он однозначно отказался от этой должности. В тресте многие не поняли его отказа. Шептались за спиной: «Михаил не умеет жить». Друзья и коллеги не поняли его и тогда, когда он ушёл с профсоюзной должности в тресте. Как мог он им объяснить, что эта работа стала для него в тягость, надоела рутина. Да и по-настоящему профсоюзным лидером себя не чувствовал. Конечно, когда его неожиданно на конференции предложили в председатели профкома, и делегаты дружно за него проголосовали, ему было лестно. Тогда он работал, в буквальном смысле, не жалея себя. Работы было много. В новом тресте всё нужно было организовывать с нуля. Профсоюзные организации, подчиняющиеся трестовскому профкому, находились в трёх районах. Приходилось много ездить. Тут он, наверное, и заработал себе язву желудка. Но со временем Михаил начал понимать, сколько бесполезной работы приходится выполнять. Разве дело профсоюзов – выбивать вагончики для полевых станов, распределять ковры и паласы, часами сидеть на тягучих и нудных трестовских планёрках? Он никогда не жалел, что ушёл из треста. Как раз кстати в областной газете была напечатана большая статья о новой стройке на Балхаше. Ему хотелось романтики, чего-то нового и неизведанного. Жена тоже была не прочь поменять место жительства.