Александр Крживецкий - Далекое и близкое

Месяца через три после выхода на пенсию она пришла с заявлением к директору предприятия. Просила выделить ей бесплатные талоны на питание в столовой комбината, сохранить за ней жилплощадь в общежитии и обеспечить рабочей одеждой и обувью, так как она уже перевела всю свою большую пенсию в Советский комитет защиты мира.

Две другие бабушкины подруги – учительницы. Первая – тетя Нюся (Анна), которая открыла для меня мир русской классической литературы и европейских исторических хроник. У нее дома я перечитал С. Аксакова, И. Тургенева, труды Тита Ливия, Тацита, «Историю» византийского хрониста Льва Диакона, Шарля Монтескьё («Рассуждения о причинах величества римского народа и его упадка»), Номоканон Иоанна Схоластика («Кормчая книга»), «Киево-Печерский Патерик» (повествование о первых киевских монахах), труды Н. М. Карамзина («Письма русского путешественника», «История государства Российского»), исторические исследования В. О. Ключевского, Г. П. Данилевского, Э. Гиббона («Закат и падение Римской империи»). Пересмотрел многотомную «Историю человечества» Гумбольдта и массивные тома Брэма о жизни животных.

Эти книги давались мне с трудом (все-таки сложные тексты для моего возраста), кроме того, большинство из них были дореволюционных изданий с непривычной буквой «Ъ» и старыми оборотами речи. Например, разглядывая историю династии Романовых с портретами венценосных особ, я долго не мог понять подпись: «Почил в Бозе» («Почил в Боге – умер). Тетя Нюся рассказывала, что именно «ять» создавал большое количество проблем дореволюционным гимназистам, которым приходилось заучивать длинные списки слов с этой буквой (примерно так же, как нынешние школьники учат «словарные слова»). Известно мнемоническое 39 39 Мнемоника или мнемотехника – это искусство запоминания, совокупность приемов, облегчающих запоминание. стихотворение «Бѣлый бѣдный блѣдный бѣсъ»:

Другая подруга бабушки, учительница географии, уже пенсионерка, подрабатывала ночным сторожем в продуктовом магазине. Зимой и летом сидела в деревянной будке с окошком и рассказывала вечерами детворе разные занимательные истории. С ней мы быстро поладили, и она стала приносить мне старые книги, из серии «Народная библиотека» в мягком переплете. Так я познакомился с жанрами приключений и фантастики. Там были произведения Вальтера Скотта, Луи Буссенара, Эдгара По, Фенимора Купера, Жюля Верна, Роберта Стивенсона, Редьярда Киплинга, Уилки Коллинза, Райдера Хаггардта, Джеймса Кервуда, Джека Лондона, Джозефа Конрада и многих других.

Эти чудесные женщины оставили в моей памяти неизгладимый след. Низкий им поклон.

В школе у меня были проблемы с изучением английского языка. Летом 1957 года мама забирает меня с собой в поселок Витаминкомбината, где она работала агрономом. Я нашла тебе репетитора, – сказала она мне.

Вскоре по приезду, идем в гости в дом настоятеля местной церкви. Я в недоумении. Все мои близкие – люди неверующие. Загадка вскоре разрешилась. Семья священника – интеллигентные люди, любят музыку, классическую литературу, хорошо знают историю Отечества.

Обедаем впятером: батюшка, матушка, их сын Андрей, мужчина средних лет, я и моя мама. После обеда священник берет в руки мандолину, матушка садится за фортепиано, аккомпанировать, и мы слушаем чарующие звуки музыки.

Под вечер, когда уже собрались уходить, договариваемся с Андреем о занятиях (дни, часы).

В назначенное время прихожу на занятия. Андрей приглашает меня в свою комнату, и я, переступив порог, останавливаюсь пораженный – на стенах комнаты разместились предметы морского быта: большой компас, секстант, подзорная труба, корабельный хронометр, рулевое колесо, морской кортик. А на комоде стоит в рамочке фотография Андрея в форме морского офицера. Оказывается он – капитан-лейтенант и служил на линкоре «Новороссийск».

В октябре 1955 года линкор погиб в результате диверсионного акта. Андрей в той пертурбации был сильно контужен, лечился в госпитале, а потом был комиссован и стал пенсионером. В то время об этой трагедии практически ничего не писали, не говорили по радио.

Забегая несколько вперед, скажу, что судьба распорядилась так, что в 1968 году я в г. Орджоникидзе (ныне Владикавказ), в Северной Осетии, познакомился с еще одним бывшим членом экипажа линкора «Новороссийск» – Комиссарчиком Михаилом Давыдовичем, служившим на этом корабле старшиной первой статьи.

Он рассказал, что 28 октября 1955 года линкор пришвартовался в Севастопольской бухте почти напротив Графской пристани, отдав левый якорь. Команда из шести матросов под его началом была отправлена на берег с каким-то поручением. Завершив дела, молодые ребята залезли в виноградник, но были задержаны военным патрулем и отправлены на флотскую гауптвахту. Это случилось за несколько минут до полуночи. А примерно в 1час 30 минут, раздались два мощных взрыва в бухте, и линкор «Новороссийск» стал тонуть. Погибло свыше 800 человек. Утром на пристани горожане подбирали бескозырки погибших моряков.

М. Д. Комиссарчику и его друзьям, сидевшим на «губе», несказанно повезло. Они остались живы.

Итак, в ночь на 29 октября 1955 года на линкоре «Новороссийск», стоявшем на якоре в Севастопольской гавани, произошел взрыв неимоверной силы. Мощность его была такова, что корабль пробило насквозь от днища до верхней палубы – восемь палуб, в том числе три бронированных. В образовавшийся 27-метровый пролом хлынула вода. Несмотря на предпринятые меры, спасти корабль не удалось.

В 4 часа 14 минутлинкор лег на воду левым боком и через несколько мгновений резко перевернулся вверх килем. Более полутора тысяч человек в какие-то секунды оказались сброшенными в воду. И в этот момент, как вспоминают очевидцы, в ночной тиши пронесся «глухой, страшный тысячеголосый крик ужаса»: сотни моряков – те, кого не накрыл бронированный корпус перевернувшегося линкора – погибали, затягиваемые водоворотом в глубины холодного моря. А изнутри судна раздавался отчаянный стук заживо погребенных… И именно в эту минуту в Москве, за тысячу с лишним километров от гибнущего судна произошло невероятное.

Приведу свидетельство капитана второго ранга О. Бар-Бирюкова, служившего на том линкоре: «Еще в 1953 году, когда „Новороссийск“ стал на ремонт я, уезжая в отпуск, забрал на память демонтированное из каюты небольшое настенное зеркало. Хотя и не новое – в скромной алюминиевой рамке, но изображение дает четкое и чистое, все же ведь итальянского, а может быть, даже и венецианского изготовления. Решил – возьму, пусть будет подарком моим родным!.. В Москве я его самолично прикрепил к стенке в прихожей».