Владимир Царанцев - Без вести пропавшие солдаты Манштейна. Часть первая

Парень что-то продолдонил своим друзьям и после недолгих прений, как мне показалось, стороны пришли к согласию. И, как сказал бы небезызвестный Горбачёв, – к консенсусу.

– Ну и молодцы! А по пути мы ещё можем прихватить в подарок вашему фюреру русскую «Катюшу». Впрочем, этот подарок будет не первый для вашего фюрера и несколько опоздал бы к его столу, так как ещё одиннадцатого октября сорок первого года в городе Мценске вашими войсками был захвачен целый дивизион целехоньких реактивных установок. Так что я не думаю, что вас наградят «Железным крестом», но может, и повезёт по сценарию фильма.

В поднявшемся галдеже, после ефрейторского перевода, я с удовлетворением отметил проявившийся большой интерес иностранной молодёжи к нашей прошлой боевой истории. Галдели долго и радостно, с похлопыванием друг друга по спине и каскам, ну и меня вежливо, этак по-барски, с часто повторяющимися словами «фатерлянд», «фатер-мутер» и какой-то «креуз», но я не помню по школьной программе этого слова, да и давно это было.

Так радостной и галдящей, кроме меня, толпой мы развернулись и направились в сторону близлежащего озера, начисто уже забыв о странном тумане и оставленных там двух «камерадах». Представляю, как обрадуются наши хуторяне на следующее утро, увидев закрытый шлагбаум и двух «дойче зольдатен» с автоматами. Но до утра о них ведь кто-то же должен вспомнить? Всё ж таки пацаны приехали из другой страны, местного языка не знают и оставить их на ночь, некормленых, в каком-то овраге – это верх разгильдяйства со стороны руководства съёмочной группы. Впрочем, я этих ребят быстрее привезу, чем о них кто-то вспомнит.

Это же надо, даже внуки немецких дедушек помнят их рассказы о «сталинских органах», а вот наших балбесов спроси о немецком «Ванюше», шестиствольном реактивном миномёте – я не думаю, чтобы кто-то сможет дать правильный ответ.

Подъехав к съезду с дороги накатанному местными и приезжими рыбаками, по которому съехать без последствий что-либо себе отодрать с мясом или что-либо себе не помять может только горбатый «запорожец» или машина типа «уазик», мы осторожно съехали с крутой насыпи дорожного полотна, и объехав по длинному серпантину заросли какого-то кустарника, остановились на пологом берегу озера с чёрной гладью воды, ставшей ещё темнее по границам света освещённой фарами нашей машины.

– Ну, вот мы и приехали. А ты, Генрих, скажи ребятам, чтобы они времени даром не теряли и побродили по берегу озера в поисках всего, что может более-менее гореть. Ведь сам подумай, что за пикник без костра?

– Но ведь здесь темно и ничего не видно! Что можно найти на ощупь? – резонно заметил он.

Пришлось развернуть два верхних боковых прожектора в разные стороны и берег озера осветился на добрые двести метров. И пока я возился с фарами, из машины вышли повеселевшие его товарищи, с явной опаской посматривающие на чёрные заросли близлежащего кустарника. Постояли кружком, о чём-то между собой тихо переговорили и попёрлись они, конечно, со своим оружием, которое обязательно будет мешать собирать им топливо для костра. А Генрих, со своим пулемётом, остался рядом со мной, что меня и насторожило.

– Генрих, ты, конечно, меня извини, но сам должен понимать моё опасение – всё-таки я вас подобрал не в аэропорту, а в глухом овраге, одетых в эту форму, как бы даже вооружённых и кроме тебя из вас никто не говорит по-русски. Очень странная забывчивость вашего руководства, и всё это меня настораживает. Ты бы не мог показать мне свои документы? – как можно убедительней попросил я его, тем самым высказав вроде бы правильные свои опасения.

– Это, вообще-то, нам запрещено, но тебе я могу показать, – с этими словами он протянул мне свою серенькую книжечку, и я, подойдя ближе к свету фар машины, прочёл на её обложке написанное готическим шрифтом «Вхерпа». Открываю и вижу, что документ выдан двадцать четвёртого марта сорок третьего года.

– Генрих, я всё понимаю, что эти документы вам нужны по сценарию вашего фильма, но мне нужны настоящие документы, которые выдают гражданам Германии и, наверное, с отметками пересечений вашей и нашей границы, понимаешь?

– Но это мои настоящие документы, и других нам не выдавали, – и для убедительности он ткнул указательным пальцем в свои антикварные документы, каким место только в музее.

– Ядрить тебя в дышло! Ты, что, за дурака меня держишь? И когда же ты их тогда получил? Ведь этого не может быть!

– Почему это не может? Я зимой этого года был призван в сухопутные войска Германии и прошёл полугодичную подготовку для новобранца в армейских лагерях Рейха под Гамбургом, – с этими, гордо сказанными словами, Генрих отвернулся от яркого света фар и…

Мама родная! Мне даже на миг показалось, что под проржавевшей солдатской каской был только его белый череп выбеленный временем, злобно ощерившийся на меня своими жуткого вида щербатыми зубами, а в глубине пустых глазниц явно блеснули два красных огонька… ну точь-в-точь как в давно прочитанной сказке о Бабе-яге и её избушке, окружённой частоколом с насаженными на колья черепами, зловеще горевшими по ночам.

Господи! Да что же это такое делается сегодня? Демон! Точно демон! Бежать надо, бежать, а-а-а! Даже голос пропал! Беги, беги, несчастный! И ноги не слушаются! Господи! Силы Небесные! Зачем я вчера снял со своей шеи оберег, который мне ещё мамка (земля ей пухом) в детстве повесила? Ведь и кукушка моя ещё не докуковала! Спаси и сохрани меня! Как бы отмахиваясь от комара, я быстренько перекрестился. Нет, всё, с меня на сегодня хватит нечисти! Если останусь в живых, уйду, к чертям собачим, в монастырь грехи отмаливать. Господи, да как же там, в молитве-то сказано, помоги мне вспомнить! А, вот: Отче наш на небеси, прости нам долги наши, и не введи нас в искушение прибить его нахрен… Нет, как-то не так! А как? А если эта тварь сейчас меня укусит, пока я вспоминаю? Вот тогда я точно стану зомби. Боже, что делать? Может быть мне закрыть глаза, то тогда его точно не будет! А если открою, а он вот он?! Но тогда какая разница как умирать, с закрытыми глазами или с открытыми? Я открыл глаза, нет, стоит, паразит! Если жив буду, я ему точно клизму с дохлыми ёжиками поставлю! Может быть под каской у него рога, а в сапогах копыта? Нужно не смотреть ему в глаза, иначе он может забрать мою душу Ноги сами стали предательски подкашиваться, и опять сразу появилось дикое желание прочитать какую нибудь спасительную молитву во здравии раба Божьего, но кроме запомнившихся по детскому садику лозунгам, что были на стене в нашей группе: « А-та-та по голой жопе поджигателям войны!», «Миру-мир – войне пиписька!» и «Пионер – всем ребятам пример!» на ум, ни чего путного не приходило. Но, кажется, и это, малое, помогло, и страшный череп, слава тебе Господи, куда-то пропал! Мне от этого сразу захотелось сбегать в ближайшую церковь и поставить самую большую свечку – а во здравии или за упокой, потом видно будет…